План рассказа Экспонат номер Васильева

План-конспект урока по литературе на тему: “Заветные письма из шкатулки”. (По Б. Васильеву “Экспонат №. “)
план-конспект урока по литературе (7 класс) по теме

Тип урока: комбинированный урок.

Вид урока: урок-исследование.

Цель урока: создание проблемной ситуации сцелью раскрытия темы текста, определения авторской позиции; формирование умения характеризовать героев на основании их поступков.

Скачать:

ВложениеРазмер
urok_dlya_sayta.docx33.19 КБ

Предварительный просмотр:

План – конспект урока по теме: «Заветные письма из шкатулки».

(По рассказу Б.Васильева «Экспонат №…»)

применяемые методы и приемы

с указанием форм деятельности

к учебной деятельности.

Учитель . Как вы знаете, в нашей школе есть музей, в этом году ему исполнится 32 года. Много внимания в работе нашего музея Боевой славы 1-й воздушной армии уделяется встречам с ветеранами. В процессе поисковой деятельности ребята сплачиваются вокруг общего дела, получают навыки общения, совместного творчества и коллективного труда. В основу создания музея, как вы знаете, легли материалы о боевых соединениях 1-ой воздушной армии, предоставленные Героем Советского Союза легендарным летчиком Громовым Михаилом Михайловичем.

Музей насчитывает 800 экспонатов основного фонда и около 500 экспонатов вспомогательного и научно-познавательного фонда. В нашем музее экспонируют уникальные архивные документы и воспоминания фронтовиков, письма. http://muzei53.ru/

(словесно – наглядный метод; рассказ и показ учителя)

Учащиеся слушают, дополняют информацию учителя.

2. Актуализация знаний.

Учитель задает вопросы, комментирует ответы. Подводит детей к постановке проблемы урока.

– Что такое экспонат?

– С какой целью создаются музеи боевой славы?

– Что необходимо сделать, чтобы обновить старую или создать новую композицию?

– Несмотря на то, что прошло уже 70 лет со Дня Победы сбор информации, экспонатов остается актуальным. Хотелось бы привести вам примеры статей, в которых говорится о деятельности детей, учителей по созданию выставок к Дню Победы (на слайде). http://muzei53.ru/ http://www.ug.ru/archive/40237

Хорошее дело. Но…Необходимо задуматься о смысле наших дел, поступков…

( создание проблемной ситуации )

Учащиеся отвечают на поставленные вопросы:

– Экспонаты – предметы, представленные на выставке.

– Чтобы мы знали о подвиге людей во время войны, чтили их память…

– Надо обращаться к ветеранам, к их родственникам с просьбой передать какие-либо документы или вещи в музей, письма…

Формулировка темы урока.

Формулировка проблемы и цели урока. Высказывание своей точки зрения. Запись в технологической карте урока ( Приложение 1, п.1).

– Всегда ли организация музея – хорошее дело? Может ли быть оправдан любой поступок (даже детский) ради хорошего дела?

– Понять, чем для людей были фронтовые письма, почему ими дорожили, что для них было дорого, в чем заключается ценность военных писем?

«Заветные письма из шкатулки»

4. Пути решения проблемы

О чем писали? Чем были для людей эти письма?

Просмотр сюжета. Извлечение необходимой информации и преобразование ее в сообщение.

– Одним из музейных экспонатов музея являются письма. Фронтовые треугольники. Треугольники судьбы. Письма с фронта.

Давайте обратимся к произведению Б.Васильева «Экспонат №…»

Обсуждение по вопросам.

– Как переживает это страшное горе мать?

– Чем заполнилась жизнь Анны Федотовны после прихода второго письма? (проверка домашнего задания)

– Чем для Анны Федотовны были эти письма?

Что объединяло эти 2 письма с фронта?

– С какой целью дети пришли к Анне Федотовне?

Чтение писем. Отвечают на вопросы, аргументируют свою точку зрения примерами из текста.

Чтение «Письма сына», и отрывка письма от сержанта В. Переплетчикова: «Уважаемая Анна Федотовна! Дорогая мама моего незабвенного друга. Ваш сын был…»

«3 дня кричала и не верила, и коммуналка «плакала и не верила, и сосед Володя…ругался и не верил.», после прихода похоронки «Анна Федотовна перестала кричать и рыдать навсегда»

Болезненной потребностью стало перечитывание писем: «и так продолжалось из года в год: каждый вечер перед сном она читала письмо Игорька, и в ее сиротской комнате начинал звучать голос 41 года», «пред тем, как уснуть…», «уходила на работу, а вечером читала письма», «да, все менялось в жизни…», «а когда заканчивались заветные письма»; заботилась о других; жила воспоминаниями; ослепла от горя, но продолжала читать». Так в привычных дневных делах, вечернем чтении писем, в предрассветных воспоминаниях и вечной, непроглядной тьме и проходила ее жизнь. Проходила и дошла до сорокалетия Победы.

Письма были смыслом и содержанием жизни старой женщины. Эти письма – воспоминания о сыне, память о нем. Они были той тонюсенькой ниточкой, связывавшей мать и сына на протяжении многих лет, «единственным сокровищем».

Они были очень похожи эти два голоса: «их объединяла молодость и дружба, война и опасность, общая жизнь и …общая смерть».

К 40-летию Победы дети создают Музей… и собирают материалы. Как раз в канун праздника явились к Анне Федотовне – «две очень серьезные девочки и один еще более серьезный мальчик». Они случайно узнали, что у старой женщины сохранились фронтовые письма.

5. Самостоятельная деятельность учащихся.

Учитель обращает внимание на эпизод текста, который является одним из ключевых для понимания авторской позиции.

После прочтения дает задание группам (на слайде)

1 группа. Объяснить значение слова «цинизм»? Какие авторские слова, обороты речи, фразы особенно ярко передают цинизм детей?

2 группа. Какие чувства испытывала А. Ф. сразу после ухода «делегации». Как изменилась жизнь Анны Федотовны после того, как она обнаружила кражу писем? Приведите примеры изобразительно – выразительных средств, которые помогают особенно почувствовать боль героини.

3 группа. Объяснить понятие «вторичный экспонат». «Вторичны» ли они в этом рассказе? Может быть, место писем и должно быть в музее?

(поиск информации, изучение и анализ текста, групповая работа)

Чтение эпизода «Нет неизвестных героев» по ролям (проверка домашнего задания).

Практическая работа детей в группах со словарями, текстом; поиск, анализ и обобщение информации.

6. Самопроверка. Открытие новых знаний.

Учитель слушает ответы учеников, задает наводящие вопросы, направляет деятельность.

– Мы с вами уже говорили о том, чем эти письма были для людей того времени, чем они стали для А.Ф.

– Чем эти письма стали для детей?

Можно ли было по-другому попросить письма у Анны Федотовны?

(технология развития критического мышления, анализ конкретной ситуации)

Устное выступление каждой группы. Представление наработанного материала. Учащиеся слушают и заполняют технологическую карту по мере выступления каждой группы ( Приложение 1, п.2 ), задают вопросы другим участникам группы, уточняя непонятное.

1 группа. Цинизм – наглое бесстыдное поведение и отношение к чему-нибудь, проникнутое пренебрежением к нормам нравственности и благопристойности.

«…у вас фашисты убили сына Игоря и…он вам писал письма, «большая девочка сказала с нескрываемым недоверием», «вы должны передать эти документы нам», «А зачем нам ваши копии. и Анна Федотовна подивилась, каким официально – нечеловеческим может стать голос десятилетней девочки», «Вот когда помру, тогда и забирайте – …а вдруг вы не скоро… – опять задиристо начала большая», «только пикни у нас» – в результате «разговор сильно обеспокоил ее, удивил, обидел».

Горечь и непонятная обида скоро оставили Анну Федотовну: «Да что с несмышленышей спрашивать…Что хочется, то и говорится, души-то чистые», «Вскоре позабыла о визите старательных пионеров»…Вечером к А.Ф. приезжала «неотложка» – врачи вытащили женщину из безвременья, но душе ее замолчала, «и голос сына более не звучал в ней»… «Первые слезы»…Такие приемы, как градация («он угас, умер, погиб вторично, и теперь уже погиб навсегда») и метафора («душа ослепла и оглохла»)…, дают возможность не только почувствовать боль героини, но и отношение автора к событиям: сочувствие к героине и протест против жестокости детей в отношении к матери, потерявшей на войне сына.

Вторичный – второстепенный, являющийся следствием чего-либо. Доказательством ненужности писем, того, что они не представляли никакой ценности для собирателей стали последние строки рассказа: «А письма оказались в запаснике школьного музея. Пионерам вынесли благодарность. Письма отложили про запас. Письма лежат в ящике стола с надписью: ВТОРИЧНЫЕ ЭКСПОНАТЫ К ИСТОРИИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ».

Рассуждения детей о том, где должны были находиться эти письма.

Дети рассуждают, высказывают свои предположения, сопоставляют информацию.

Вторичным экспонатом, способом проявить себя, возможностью выполнить общественное поручение, пионерское задание, «торжественным обещанием».

Учитель задает вопросы, выслушивает детей, дополняет их ответы, высказывает свое мнение.

– Против чего восстает писатель в этом произведении? Чем возмущен?

– Чего не смогла пережить эта женщина?

Как нельзя поступать? Что необходимо учитывать, когда мы действительно хотим совершить благородный поступок?

Задание для самостоятельной работы: продолжить предложения. (Письмо – …Память – …(О чем надо помнить? Как надо помнить?)

(систематизация знаний, материала; обобщающая беседа)

Ученики делают выводы по теме урока и подводят итоги.

Неприятие жестокого поступка детей. Жестокий поступок, даже вроде бы благородного дела, не может быть оправдан.

Душа Анны Федотовны «ослепла и оглохла». «Умирает» женщина, пережившая войну, смерть сына, но не пережившая жестокость нашего времени – равнодушие, обман, непонимание, грубость. Она привыкла жить по законам человечности, уважения, честности. Кроме доброты и совести не нажила других богатств. «Письма, пользуясь ее слепотой, вынули не .из шкатулки – их вынули из ее души, и теперь ослепла и оглохла не только она, но и ее душа».

Мы не должны быть равнодушными к чужому горю. Мы должны уважать чувства других людей. Бережно относиться к пожилым людям, к тому, что им дорого. Чужая память должна стать нашей личной памятью. Нам не просто нужна память о войне. Эта память будит нашу совесть. Нужно помнить, какой ценой завоевано счастье. При создании музеев необходимо учитывать значимость материалов для его обладателей…

Самостоятельная работа с технологической картой ( Приложение 1, п.3 )

8. Домашнее задание.

Записывают домашнее задание, уточняют непонятное.

Экспонат №

Очень кратко

Для школьного музея пионеры воруют последнее письмо, присланное матери погибшим на войне сыном. Старая слепая женщина, прожившая жизнь в чужой, но отзывчивой семье, умирает, утратив символ любви.

Игорёк ушёл на фронт утром 2 октября 1941 года. Его провожала вся коммунальная квартира. Сосед Володя, отправленный в тыл с тяжёлым ранением, давал ему мужские советы — больше это сделать было некому, у Игоря не было отца. Стоя в распахнутых дверях коммуналки, Анна Фёдоровна провожала взглядом гибкую мальчишескую спину сына.

Она получила от Игорька единственное письмо, в котором он писал о войне и просил прислать адрес Риммы из соседнего подъезда — хотел, как другие солдаты, получать письма от девушки. Второе письмо Анна Фёдоровна получила от сержанта Вадима Переплётчикова. Он писал о гибели своего друга Игоря. Ещё через неделю пришла похоронка. Оплакав сына, Анна Фёдоровна «перестала кричать и рыдать навсегда».

Раньше она была счетоводом, но в 1941 добровольно пошла работать сцепщиком на Савеловский вокзал, да так там и осталась. Своими продуктовыми карточками женщина делилась с пятью осиротевшими семьями своей квартиры, вместительная кухня которой «горько справляла коммунальные поминки». Пятеро овдовевших женщин «живой стеной» ограждали от смерти своих детей.

Из всех мужчин коммуналки домой вернулся только Володя. Вскоре он женился на Римме из соседнего подъезда. Анна Фёдоровна с трудом смирилась с этим — для неё Римма была девушкой Игорька. Каждый вечер она перечитывала письма от Игорька и сержанта Переплётчикова. Бумага совсем истрепалась, и Анна Фёдоровна сделала копии, которые лежали в папке на тумбочке. Оригиналы она спрятала в шкатулку, где хранились вещи сына.

Соседи не забывали об Анне Фёдоровне. Только один раз обида «пробежала чёрной кошкой». Владимир, на свадьбе которого Анна Фёдоровна была посажённой матерью, обещал назвать своего первенца Игорем, но Римма была против и тайком записала сына Андреем — в честь погибшего отца. Почти полгода женщина не замечала малыша. Однажды Андрюшка заболел. Молодая мама прибежала за помощью к Анне Фёдоровне, и с тех пор она стала для мальчика «самой настоящей бабкой». Римма пообещала назвать Игорем своего следующего ребёнка, но родилась девочка Валечка.

Шло время, жители коммуналки менялись, и только две семьи не трогались с места. Владимир и Римма понимали, что Анна Фёдоровна никогда не уедет из квартиры, где вырос её сын. «К началу шестидесятых им в конце концов удалось заполучить всю пятикомнатную квартиру» с условием, что одна комната будет переделана в ванную. На семейном совете решили, что вышедшая на пенсию Анна Фёдоровна больше работать не будет, останется за внуками приглядывать.

Письма женщина перечитывала каждый вечер. Это превратилось в необходимый ей ритуал. Письма звучали для Анны Фёдоровны голосами сына и незнакомого ей сержанта, только похоронка всегда оставалась безмолвной, как могильная плита. Женщина не решалась признаться в этой привычке помолодевшей квартире.

В 1965-м, к юбилею Победы, по телевизору показывали много военной хроники, которую Анна Фёдоровна никогда не смотрела. Только однажды она бросила взгляд на экран, и ей показалось, что там мелькнула узкая мальчишеская спина Игорька. С тех пор женщина целыми днями сидела вплотную к маленькому экранчику телевизора «КВН», надеясь ещё раз увидеть сына. Это не прошло для неё даром. Анна Фёдоровна начала слепнуть, и вскоре письма перестали звучать. Очки, прописанные окулистом, помогали ходить, но читать она больше не могла.

К этому времени инженер-строитель Андрей женился и переехал, а Валя, ставшая врачом, «без всякого замужества родила девочку». Для окончательно ослепшей Анны Фёдоровны безотцовщина Танечка стала последней радостью. Когда Танечка научилась читать, женщина показала ей заветные письма. Теперь девочка читала их вслух каждый вечер, и голоса писем вернулись. Анна Фёдоровна вспоминала первые шаги сына, его первый вопрос «А где папа?». С отцом Игорька женщина не была расписана, он бросил её, когда сыну исполнилось три года. Она обменяла свою большую комнату и оказалась в коммуналке, где назвалась вдовой. Анна Фёдоровна вспоминала о том, как Игорь с Володей убежали в Испанию, бить фашистов, его школьные годы, и жизнь после его гибели.

Вскоре справили восьмидесятилетие Анны Фёдоровны. Римма пригласила всех, кто ещё помнил Игорька, и женщина была счастлива. Минул 1985 год, очередная годовщина Победы. Однажды к Анне Фёдоровне пришли пионеры, мальчик и две девочки, и попросили показать письма. Затем одна из девочек начала требовать, чтобы Анна Фёдоровна отдала письма в школьный музей. Она считала, что письма женщине не нужны, поскольку она уже стара и скоро умрёт, а их звену эти документы необходимы, чтобы выполнить план. Анне Фёдоровне была неприятна наглая напористость пионерки. Она отказала и прогнала детей.

Вечером выяснилось, что письма пропали. Их украли пионеры. Анна Фёдоровна смутно помнила, как они шептались у комода, где лежала шкатулка. Вокруг Анны Фёдоровны воцарилась тишина. Она больше не слышала голос сына. Но вскоре зазвучал другой голос, громкий, официальный — это заговорила похоронка. Слёзы продолжали медленно течь по щекам Анны Фёдоровны даже после того, как она умерла.

А письмам в школьном музее места не нашлось. Их отложили про запас, пометив надписью «Экспонат №».

Экспонат №

Очень кратко

Для школьного музея пионеры воруют последнее письмо, присланное матери погибшим на войне сыном. Старая слепая женщина, прожившая жизнь в чужой, но отзывчивой семье, умирает, утратив символ любви.

Игорёк ушёл на фронт утром 2 октября 1941 года. Его провожала вся коммунальная квартира. Сосед Володя, отправленный в тыл с тяжёлым ранением, давал ему мужские советы — больше это сделать было некому, у Игоря не было отца. Стоя в распахнутых дверях коммуналки, Анна Фёдоровна провожала взглядом гибкую мальчишескую спину сына.

Она получила от Игорька единственное письмо, в котором он писал о войне и просил прислать адрес Риммы из соседнего подъезда — хотел, как другие солдаты, получать письма от девушки. Второе письмо Анна Фёдоровна получила от сержанта Вадима Переплётчикова. Он писал о гибели своего друга Игоря. Ещё через неделю пришла похоронка. Оплакав сына, Анна Фёдоровна «перестала кричать и рыдать навсегда».

Раньше она была счетоводом, но в 1941 добровольно пошла работать сцепщиком на Савеловский вокзал, да так там и осталась. Своими продуктовыми карточками женщина делилась с пятью осиротевшими семьями своей квартиры, вместительная кухня которой «горько справляла коммунальные поминки». Пятеро овдовевших женщин «живой стеной» ограждали от смерти своих детей.

Из всех мужчин коммуналки домой вернулся только Володя. Вскоре он женился на Римме из соседнего подъезда. Анна Фёдоровна с трудом смирилась с этим — для неё Римма была девушкой Игорька. Каждый вечер она перечитывала письма от Игорька и сержанта Переплётчикова. Бумага совсем истрепалась, и Анна Фёдоровна сделала копии, которые лежали в папке на тумбочке. Оригиналы она спрятала в шкатулку, где хранились вещи сына.

Соседи не забывали об Анне Фёдоровне. Только один раз обида «пробежала чёрной кошкой». Владимир, на свадьбе которого Анна Фёдоровна была посажённой матерью, обещал назвать своего первенца Игорем, но Римма была против и тайком записала сына Андреем — в честь погибшего отца. Почти полгода женщина не замечала малыша. Однажды Андрюшка заболел. Молодая мама прибежала за помощью к Анне Фёдоровне, и с тех пор она стала для мальчика «самой настоящей бабкой». Римма пообещала назвать Игорем своего следующего ребёнка, но родилась девочка Валечка.

Шло время, жители коммуналки менялись, и только две семьи не трогались с места. Владимир и Римма понимали, что Анна Фёдоровна никогда не уедет из квартиры, где вырос её сын. «К началу шестидесятых им в конце концов удалось заполучить всю пятикомнатную квартиру» с условием, что одна комната будет переделана в ванную. На семейном совете решили, что вышедшая на пенсию Анна Фёдоровна больше работать не будет, останется за внуками приглядывать.

Письма женщина перечитывала каждый вечер. Это превратилось в необходимый ей ритуал. Письма звучали для Анны Фёдоровны голосами сына и незнакомого ей сержанта, только похоронка всегда оставалась безмолвной, как могильная плита. Женщина не решалась признаться в этой привычке помолодевшей квартире.

В 1965-м, к юбилею Победы, по телевизору показывали много военной хроники, которую Анна Фёдоровна никогда не смотрела. Только однажды она бросила взгляд на экран, и ей показалось, что там мелькнула узкая мальчишеская спина Игорька. С тех пор женщина целыми днями сидела вплотную к маленькому экранчику телевизора «КВН», надеясь ещё раз увидеть сына. Это не прошло для неё даром. Анна Фёдоровна начала слепнуть, и вскоре письма перестали звучать. Очки, прописанные окулистом, помогали ходить, но читать она больше не могла.

К этому времени инженер-строитель Андрей женился и переехал, а Валя, ставшая врачом, «без всякого замужества родила девочку». Для окончательно ослепшей Анны Фёдоровны безотцовщина Танечка стала последней радостью. Когда Танечка научилась читать, женщина показала ей заветные письма. Теперь девочка читала их вслух каждый вечер, и голоса писем вернулись. Анна Фёдоровна вспоминала первые шаги сына, его первый вопрос «А где папа?». С отцом Игорька женщина не была расписана, он бросил её, когда сыну исполнилось три года. Она обменяла свою большую комнату и оказалась в коммуналке, где назвалась вдовой. Анна Фёдоровна вспоминала о том, как Игорь с Володей убежали в Испанию, бить фашистов, его школьные годы, и жизнь после его гибели.

Вскоре справили восьмидесятилетие Анны Фёдоровны. Римма пригласила всех, кто ещё помнил Игорька, и женщина была счастлива. Минул 1985 год, очередная годовщина Победы. Однажды к Анне Фёдоровне пришли пионеры, мальчик и две девочки, и попросили показать письма. Затем одна из девочек начала требовать, чтобы Анна Фёдоровна отдала письма в школьный музей. Она считала, что письма женщине не нужны, поскольку она уже стара и скоро умрёт, а их звену эти документы необходимы, чтобы выполнить план. Анне Фёдоровне была неприятна наглая напористость пионерки. Она отказала и прогнала детей.

Вечером выяснилось, что письма пропали. Их украли пионеры. Анна Фёдоровна смутно помнила, как они шептались у комода, где лежала шкатулка. Вокруг Анны Фёдоровны воцарилась тишина. Она больше не слышала голос сына. Но вскоре зазвучал другой голос, громкий, официальный — это заговорила похоронка. Слёзы продолжали медленно течь по щекам Анны Фёдоровны даже после того, как она умерла.

А письмам в школьном музее места не нашлось. Их отложили про запас, пометив надписью «Экспонат №».

Написать план рассказа бориса львовича васильева экспонат номер

Ответы

конфликт возникает тогда, когда ловят вора. бирюк и мужик вор стоят лицом к лицу, и бирюку становиться жалко вора. это чувство берёт верх над бирюком.

лень портит человека. лентяй не может найти себе хорошую работу потому что в школе не учил уроки и не выполнял . трудолюбивый человек может легко найти себе хорошую профессию и родным и близким материально.

направление сентиментализм пришло в россию из франции в конце 18 века, обращалось в основном к проблемам человеческой души.в повести карамзина «бедная лиза» рассказывается о любви молодого дворянина эраста и крестьянки лизы. лиза живёт вместе с матерью в окрестностях москвы. девушка продаёт цветы и здесь знакомится с эрастом. эраст – это человек-«с изрядным разумом и добрым сердцем, добрым от природы, но слабым и ветреным». его любовь к лизе оказалась не прочной. эраст проигрывается в карты. стремясь поправить дела, он собирается жениться на богатой вдове, поэтому оставляет лизу. потрясённая изменой эраста, лиза в отчаянье бросается в пруд и тонет. этот трагический конец во многом предопределён сословным неравенством героев. эраст – дворянин. лиза – крестьянка. их брак невозможен. но умение любить и быть счастливой не всегда . в повести автор ценит не знатность и богатство, а душевные качества, способность к глубокому чувству.карамзин был великим гуманистом, человеком с тонкой душой. он отрицал крепостное право, не признавая за людьми власти распоряжаться жизнью других людей. хотя героиня повести не крепостная девушка, а свободная крестьянка, тем не менее, сословная стена между ней и её возлюбленным не преодолима. даже любовь лизы не смогла разрушить этого барьера.читая повесть, я полностью на стороне лизы, переживаю восторг любви и скорблю по поводу гибели девушки. обратившись к высокой теме неразделённой любви, карамзин понимал и чувствовал, что драму человеческих чувств не возможно объяснить только социальными причинами. образ эраста в этом смысле интересен, характер его противоречив; обладает нежной поэтичной натурой, красив, за что лиза и полюбила его. в то же время эраст эгоистичен, слабоволен, способен на обман; с холодной жестокостью он выводит лизу из своего дома, но, узнав о её смерти, он не мог утешиться и почитал себя убийцею. автор подчёркивает, что никакое сословное превосходство не освобождает человека от ответственности за свои поступки.

игорек уходил ранним утром 2 октября 1941 года. в повестке значилось, что он «должен явиться к семи ноль-ноль, имея при себе…» — ложку да кружку, больше ничего не бери, — сказал сосед володя. — все равно либо потеряешь, либо сопрут, либо сам бросишь. володя был всего на два года старше, но уже успел повоевать, получить тяжелое ранение и после госпиталя долечивался дома у отца с матерью. а у игоря отца не было, только мама, и поэтому мужские советы давал бывалый сосед: — ложку, главное, не забудь. этот разговор происходил накануне, вечером, а в то раннее утро игоря провожала мама да женщины их коммуналки. мама стояла в распахнутых дверях, прижав кулаки ко рту. по щекам ее безостановочно текли слезы, а из-за плеч выглядывали скорбные лица соседок. неделей раньше ушел в ополчение отец володи; сам володя, чтобы не смущать, уже спустился, уже ждал в подъезде, а игорь вниз по лестнице уходил на войну, и женщины в бессловесной тоске глядели ему вслед. на мальчишеский стриженый затылок, на мальчишескую гибкую спину, на мальчишеские узкие плечи, которым предстояло прикрыть собой город москву и их коммунальную квартиру на пять комнат и пять семей. — холодно, — гулко сказал снизу володя. — главное, не дрейфь, игорек. но пасаран. было сумрачно, синий свет слабенькой лампочки в подъезде странно освещал маму, которая так хотела проводить его до военкомата, но не могла оставить работу, потому что сменщиц уже не было, а работа еще была. и она потерянно стояла в дверях, отчаянно прижимая кулаки к безмолвному перекошенному рту, а из-за ее судорожно сведенных плеч страшными провальными глазами глядели соседки: по два лица за каждым плечом. игорь оглянулся в конце первого лестничного марша, но улыбнуться не смог, не до улыбок было в октябре того сорок первого. но сказал, что все они тогда говорили: — я вернусь, мама. не вернулся.

Борис Васильев – Экспонат №

Борис Васильев – Экспонат № краткое содержание

Экспонат № читать онлайн бесплатно

Игорек уходил ранним утром 2 октября 1941 года. В повестке значилось, что он «должен явиться к семи ноль-ноль, имея при себе…»

— Ложку да кружку, больше ничего не бери, — сказал сосед Володя. — Все равно либо потеряешь, либо сопрут, либо сам бросишь.

Володя был всего на два года старше, но уже успел повоевать, получить тяжелое ранение и после госпиталя долечивался дома у отца с матерью. А у Игоря отца не было, только мама, и поэтому мужские советы давал бывалый сосед:

— Ложку, главное, не забудь.

Этот разговор происходил накануне, вечером, а в то раннее утро Игоря провожала мама да женщины их коммуналки. Мама стояла в распахнутых дверях, прижав кулаки ко рту. По щекам ее безостановочно текли слезы, а из-за плеч выглядывали скорбные лица соседок. Неделей раньше ушел в ополчение отец Володи; сам Володя, чтобы не смущать, уже спустился, уже ждал в подъезде, а Игорь вниз по лестнице уходил на войну, и женщины в бессловесной тоске глядели ему вслед. На мальчишеский стриженый затылок, на мальчишескую гибкую спину, на мальчишеские узкие плечи, которым предстояло прикрыть собой город Москву и их коммунальную квартиру на пять комнат и пять семей.

— Холодно, — гулко сказал снизу Володя. — Главное, не дрейфь, Игорек. Но пасаран.

Было сумрачно, синий свет слабенькой лампочки в подъезде странно освещал маму, которая так хотела проводить его до военкомата, но не могла оставить работу, потому что сменщиц уже не было, а работа еще была. И она потерянно стояла в дверях, отчаянно прижимая кулаки к безмолвному перекошенному рту, а из-за ее судорожно сведенных плеч страшными провальными глазами глядели соседки: по два лица за каждым плечом. Игорь оглянулся в конце первого лестничного марша, но улыбнуться не смог, не до улыбок было в октябре того сорок первого. Но сказал, что все они тогда говорили:

И письмо Анна Федотовна получила всего одно-единственное: от 17 декабря; остальные — если были они — либо не дошли, либо где-то затерялись. Коротенькое письмо, написанное второпях химическим карандашом на листочке из ученической тетрадки в линейку.

Бьем мы проклятых фрицев и в хвост и в гриву, только клочья летят…»

И об этой великой радости, об этом великом солдатском торжестве — все письмо. Кроме нескольких строчек:

«…Да, а как там поживает Римма из соседнего подъезда? Если не эвакуировалась, спроси, может, письмо мне напишет? А то ребята во взводе получают, а мне совершенно не с кем вести переписку…»

И еще, в самом конце:

«…Я здоров, все нормально, воюю как все. Как ты-то там одна, мамочка?»

И последняя фраза — после «до свидания», после «целую крепко, твой сын Игорь»:

«…Скоро, очень скоро будет и на нашей улице праздник!»

Праздник был не скоро. Скоро пришло второе письмо. От сержанта Вадима Переплетчикова:

«Уважаемая Анна Федотовна! Дорогая мама моего незабвенного друга Игоря! Ваш сын был…»

Был Игорь, Игорек, Игоречек. Был сыном, ребенком, школьником, мальчишкой, солдатом. Хотел переписываться с соседской девочкой Риммой, хотел вернуться к маме, хотел дождаться праздника на нашей улице. И еще жить он хотел. Очень хотел жить.

Три дня Анна Федотовна кричала и не верила, и коммуналка плакала и не верила, и сосед Володя, который уже считал дни, что оставались до Медкомиссии, ругался и не верил. А еще через неделю пришла похоронка, и Анна Федотовна перестала кричать и рыдать навсегда.

Каждое утро — зимою и осенью еще затемно — она шла на Савеловский вокзал, где работала сцепщиком вагонов, и каждый вечер — зимой и осенью уже затемно — возвращалась домой. Вообще-то до войны она работала счетоводом, но в сорок первом на железной дороге не хватало людей, и Анна Федотовна пошла туда добровольно да так потом там и осталась. Там давали рабочую карточку, кое-какой паек, а за усталой, рано ссутулившейся спиной стояла коммуналка, из которой никто не уехал и в осень сорок первого. И мужчин не было, а дети были, и Анна Федотовна отдавала всю свою железнодорожную надбавку и половину рабочей карточки.

— Аня, все-то зачем отдаешь? Ты сама на себя в зеркало глянь.

— Не вам, соседки, детям. А в зеркало мы с вами и после войны не глянемся. Отгляделись.

Отгляделись, да не отплакались. Еще шли похоронки, еще не тускнели воспоминания, еще не остыли подушки, и вместительная кухня горько справляла коммунальные поминки.

— Подружки, соседки, сестрички вы мои, помяните мужа моего Волкова Трофима Авдеевича. Я патефон его премиальный на сырец сменяла, на что мне теперь патефон. Поплачь и ты со мной, Аня, поплачь, родимая.

— Не могу, Маша. Сгорели слезы мои.

А от Трофима Волкова трое «волчата» осталось. Трое, и старшему — девять. Какие уж тут слезы, тут слезы не помогут, тут только одно помочь способно: плечом к плечу. Живой женской стеной оградить от смерти детей. Валентина (мать Володи) плечом к Полине, проживавшей с дочкой Розочкой в комнате, где прежде, еще при старом режиме, находилась ванная: там прорубили узенькое окошко, света не хватало, и вся квартира Розочку Беляночкой звала. А Полина — плечом к Маше Волковой, за которой — трое, а Маша — к Любе — аптекарше с близнецами Герой да Юрой: пятнадцать лет на двоих. А Люба — к Анне Федотовне, а та — опять к Валентине, к другому ее плечу, и хоть некого ей было прикрывать, да дети — общие. Это матери у них разные и отцы, если живы, а сами дети — наши. Общие дети коммунальных квартир с переделанными под жилье ванными и кладовками, с заколоченными парадными подъездами еще с той, с гражданской войны, с общими коридорами и общими кухнями, на которых в те годы собирались вместе чаще всего по одной причине.

— Вот и моему срок вышел, подруги мои дорогие, — давилась слезами Полина, обнимая свою всегда серьезную Розочку, которую полутемная ванная да темные дни войны окончательно превратили в Беляночку. — Муж мой Василий Антонович пал храброй смертью, а где могила его, того нам с дочкой не писали. Выходит, что вся земля его могила.

Выпивала Анна Федотовна поминальную за общим столом, шла к себе, стелила постель и, перед тем как уснуть, обязательно перечитывала оба письма и похоронку. Дни складывались в недели, недели — в месяцы, месяцы — в годы; пришел с войны еще раз покалеченный Владимир, и это был единственный мужчина, кто вернулся в их коммуналку на пять комнат и пять вдов, не считая сирот. А за ним вскоре пришла Победа, возвращались из эвакуации, с фронтов и госпиталей москвичи, оживал город, и оживала вместе с ним коммуналка. Опять зазвучал смех и песни, и сосед Владимир женился на девушке Римме из соседнего подъезда.

— Как ты мог? — сквозь слезы сдавленно спросила Анна Федотовна, когда он пригласил ее на свадьбу. — Ведь с нею Игорек переписываться мечтал, как же ты мог.

— Прости нас, тетя Аня, — сказал Владимир и виновато вздохнул. — Мы все понимаем, только ты все-таки приди на свадьбу.

Время шло. Анна Федотовна по-прежнему утром уходила на работу, а вечером читала письма. Сначала это было мучительно болезненной потребностью, позже — скорбной обязанностью, потом — привычной печалью, без которой ей было бы невозможно уснуть, а затем — ежевечерним непременнейшим и чрезвычайно важным разговором с сыном. С Игорьком, так и оставшимся мальчишкой навсегда.

Она знала письма наизусть, а все равно перед каждым сном неторопливо перечитывала их, всматриваясь в каждую букву. От ежевечерних этих чтений письма стали быстро ветшать, истираться, ломаться на сгибах, рваться по краям. Тогда Анна Федотовна сама, одним пальцем перепечатала их у знакомой машинистки, с которой когда-то — давным-давно, еще с голоду двадцатых — вместе перебрались в Москву. Подруга сама рвалась перепечатать пожелтевшие листочки, но Анна Федотовна не разрешила и долго и неумело тюкала одним пальцем. Зато теперь у нее имелись отпечатанные копии, а сами письма хранились в шкатулке, где лежали дорогие пустяки: прядь Игоревых волос, зажим его пионерского галстука, значок «Ворошиловский стрелок» ее мужа, нелепо погибшего еще до войны, да несколько фотографий. А копии лежали в папке на тумбочке у изголовья: читая их перед сном, она каждый раз надеялась, что ей приснится Игорек, но он приснился ей всего два раза.

Такова была ее личная жизнь с декабря сорок первого. Но существовала и жизнь общая, сосредоточенная в общей кухне и общих газетах, в общей бедности и общих праздниках, в общих печалях, общих воспоминаниях и общих шумах. В эту коммунальную квартиру не вернулся не только Игорь: не вернулись отцы и мужья, но они были не просто старше ее сына — они оказались жизненнее его, успев дать поросль, и эта поросль сейчас шумела, кричала, смеялась и плакала в общей квартире. А после Игоря остались учебники и старый велосипед на трех колесах, тетрадка, куда он переписывал любимые стихи и важные изречения, да альбом с марками. Да еще сама мать осталась: одинокая, почерневшая и разучившаяся рыдать после похоронки. Нет, громкоголосые соседи, сплоченные роковыми сороковыми да общими поминками, никогда не забывали об одинокой Анне Федотовне, и она никогда не забывала о них, но темная ее сдержанность невольно приглушала звонкость подраставшего поколения, либо уже позабывшего, либо вообще не знавшего ее Игорька. Все было естественно, Анна Федотовна никогда ни на что не обижалась, но однажды серьезная неприятность едва не промелькнула черной кошкой за их коммунальным столом.

План рассказа Экспонат номер Васильева

  • ЖАНРЫ 359
  • АВТОРЫ 256 281
  • КНИГИ 587 057
  • СЕРИИ 21 815
  • ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 544 010

Игорек уходил ранним утром 2 октября 1941 года. В повестке значилось, что он «должен явиться к семи ноль-ноль, имея при себе…»

— Ложку да кружку, больше ничего не бери, — сказал сосед Володя. — Все равно либо потеряешь, либо сопрут, либо сам бросишь.

Володя был всего на два года старше, но уже успел повоевать, получить тяжелое ранение и после госпиталя долечивался дома у отца с матерью. А у Игоря отца не было, только мама, и поэтому мужские советы давал бывалый сосед:

— Ложку, главное, не забудь.

Этот разговор происходил накануне, вечером, а в то раннее утро Игоря провожала мама да женщины их коммуналки. Мама стояла в распахнутых дверях, прижав кулаки ко рту. По щекам ее безостановочно текли слезы, а из-за плеч выглядывали скорбные лица соседок. Неделей раньше ушел в ополчение отец Володи; сам Володя, чтобы не смущать, уже спустился, уже ждал в подъезде, а Игорь вниз по лестнице уходил на войну, и женщины в бессловесной тоске глядели ему вслед. На мальчишеский стриженый затылок, на мальчишескую гибкую спину, на мальчишеские узкие плечи, которым предстояло прикрыть собой город Москву и их коммунальную квартиру на пять комнат и пять семей.

— Холодно, — гулко сказал снизу Володя. — Главное, не дрейфь, Игорек. Но пасаран.

Было сумрачно, синий свет слабенькой лампочки в подъезде странно освещал маму, которая так хотела проводить его до военкомата, но не могла оставить работу, потому что сменщиц уже не было, а работа еще была. И она потерянно стояла в дверях, отчаянно прижимая кулаки к безмолвному перекошенному рту, а из-за ее судорожно сведенных плеч страшными провальными глазами глядели соседки: по два лица за каждым плечом. Игорь оглянулся в конце первого лестничного марша, но улыбнуться не смог, не до улыбок было в октябре того сорок первого. Но сказал, что все они тогда говорили:

И письмо Анна Федотовна получила всего одно-единственное: от 17 декабря; остальные — если были они — либо не дошли, либо где-то затерялись. Коротенькое письмо, написанное второпях химическим карандашом на листочке из ученической тетрадки в линейку.

Бьем мы проклятых фрицев и в хвост и в гриву, только клочья летят…»

И об этой великой радости, об этом великом солдатском торжестве — все письмо. Кроме нескольких строчек:

«…Да, а как там поживает Римма из соседнего подъезда? Если не эвакуировалась, спроси, может, письмо мне напишет? А то ребята во взводе получают, а мне совершенно не с кем вести переписку…»

И еще, в самом конце:

«…Я здоров, все нормально, воюю как все. Как ты-то там одна, мамочка?»

И последняя фраза — после «до свидания», после «целую крепко, твой сын Игорь»:

«…Скоро, очень скоро будет и на нашей улице праздник!»

Праздник был не скоро. Скоро пришло второе письмо. От сержанта Вадима Переплетчикова:

«Уважаемая Анна Федотовна! Дорогая мама моего незабвенного друга Игоря! Ваш сын был…»

Был Игорь, Игорек, Игоречек. Был сыном, ребенком, школьником, мальчишкой, солдатом. Хотел переписываться с соседской девочкой Риммой, хотел вернуться к маме, хотел дождаться праздника на нашей улице. И еще жить он хотел. Очень хотел жить.

Три дня Анна Федотовна кричала и не верила, и коммуналка плакала и не верила, и сосед Володя, который уже считал дни, что оставались до Медкомиссии, ругался и не верил. А еще через неделю пришла похоронка, и Анна Федотовна перестала кричать и рыдать навсегда.

Каждое утро — зимою и осенью еще затемно — она шла на Савеловский вокзал, где работала сцепщиком вагонов, и каждый вечер — зимой и осенью уже затемно — возвращалась домой. Вообще-то до войны она работала счетоводом, но в сорок первом на железной дороге не хватало людей, и Анна Федотовна пошла туда добровольно да так потом там и осталась. Там давали рабочую карточку, кое-какой паек, а за усталой, рано ссутулившейся спиной стояла коммуналка, из которой никто не уехал и в осень сорок первого. И мужчин не было, а дети были, и Анна Федотовна отдавала всю свою железнодорожную надбавку и половину рабочей карточки.

— Аня, все-то зачем отдаешь? Ты сама на себя в зеркало глянь.

— Не вам, соседки, детям. А в зеркало мы с вами и после войны не глянемся. Отгляделись.

Отгляделись, да не отплакались. Еще шли похоронки, еще не тускнели воспоминания, еще не остыли подушки, и вместительная кухня горько справляла коммунальные поминки.

— Подружки, соседки, сестрички вы мои, помяните мужа моего Волкова Трофима Авдеевича. Я патефон его премиальный на сырец сменяла, на что мне теперь патефон. Поплачь и ты со мной, Аня, поплачь, родимая.

— Не могу, Маша. Сгорели слезы мои.

А от Трофима Волкова трое «волчата» осталось. Трое, и старшему — девять. Какие уж тут слезы, тут слезы не помогут, тут только одно помочь способно: плечом к плечу. Живой женской стеной оградить от смерти детей. Валентина (мать Володи) плечом к Полине, проживавшей с дочкой Розочкой в комнате, где прежде, еще при старом режиме, находилась ванная: там прорубили узенькое окошко, света не хватало, и вся квартира Розочку Беляночкой звала. А Полина — плечом к Маше Волковой, за которой — трое, а Маша — к Любе — аптекарше с близнецами Герой да Юрой: пятнадцать лет на двоих. А Люба — к Анне Федотовне, а та — опять к Валентине, к другому ее плечу, и хоть некого ей было прикрывать, да дети — общие. Это матери у них разные и отцы, если живы, а сами дети — наши. Общие дети коммунальных квартир с переделанными под жилье ванными и кладовками, с заколоченными парадными подъездами еще с той, с гражданской войны, с общими коридорами и общими кухнями, на которых в те годы собирались вместе чаще всего по одной причине.

— Вот и моему срок вышел, подруги мои дорогие, — давилась слезами Полина, обнимая свою всегда серьезную Розочку, которую полутемная ванная да темные дни войны окончательно превратили в Беляночку. — Муж мой Василий Антонович пал храброй смертью, а где могила его, того нам с дочкой не писали. Выходит, что вся земля его могила.

Выпивала Анна Федотовна поминальную за общим столом, шла к себе, стелила постель и, перед тем как уснуть, обязательно перечитывала оба письма и похоронку. Дни складывались в недели, недели — в месяцы, месяцы — в годы; пришел с войны еще раз покалеченный Владимир, и это был единственный мужчина, кто вернулся в их коммуналку на пять комнат и пять вдов, не считая сирот. А за ним вскоре пришла Победа, возвращались из эвакуации, с фронтов и госпиталей москвичи, оживал город, и оживала вместе с ним коммуналка. Опять зазвучал смех и песни, и сосед Владимир женился на девушке Римме из соседнего подъезда.

— Как ты мог? — сквозь слезы сдавленно спросила Анна Федотовна, когда он пригласил ее на свадьбу. — Ведь с нею Игорек переписываться мечтал, как же ты мог.

— Прости нас, тетя Аня, — сказал Владимир и виновато вздохнул. — Мы все понимаем, только ты все-таки приди на свадьбу.

Время шло. Анна Федотовна по-прежнему утром уходила на работу, а вечером читала письма. Сначала это было мучительно болезненной потребностью, позже — скорбной обязанностью, потом — привычной печалью, без которой ей было бы невозможно уснуть, а затем — ежевечерним непременнейшим и чрезвычайно важным разговором с сыном. С Игорьком, так и оставшимся мальчишкой навсегда.

Она знала письма наизусть, а все равно перед каждым сном неторопливо перечитывала их, всматриваясь в каждую букву. От ежевечерних этих чтений письма стали быстро ветшать, истираться, ломаться на сгибах, рваться по краям. Тогда Анна Федотовна сама, одним пальцем перепечатала их у знакомой машинистки, с которой когда-то — давным-давно, еще с голоду двадцатых — вместе перебрались в Москву. Подруга сама рвалась перепечатать пожелтевшие листочки, но Анна Федотовна не разрешила и долго и неумело тюкала одним пальцем. Зато теперь у нее имелись отпечатанные копии, а сами письма хранились в шкатулке, где лежали дорогие пустяки: прядь Игоревых волос, зажим его пионерского галстука, значок «Ворошиловский стрелок» ее мужа, нелепо погибшего еще до войны, да несколько фотографий. А копии лежали в папке на тумбочке у изголовья: читая их перед сном, она каждый раз надеялась, что ей приснится Игорек, но он приснился ей всего два раза.

Ссылка на основную публикацию