Чтец – краткое содержание романа Шлинка (сюжет произведения)

Чтец – краткое содержание романа Шлинка

Действие романа начинается в конце 50-х годов. Главному герою, Михаэлю Бергу, в то время пятнадцать лет, он учится в 7 классе школы. Михаэль – мальчик из интеллигентной семьи, его отец – профессор философии. Поколение родителей Михаэля пережило войну.

В тот день Михаэль возвращался со школы. Внезапно ему стало плохо, прямо на улице у него началась рвота. На помощь ему пришла какая-то женщина. Она завела мальчика к себе домой, чтобы он привел себя в порядок. Позже выяснилось, что приступ был вызван желтухой, которой Михаэль проболел еще полгода.

Почти выздоровев, Михаэль отправился поблагодарить женщину. В итоге у них завязались серьезные отношения.

Женщине было 36 лет, она была не замужем, снимала квартиру, работала кондуктором. После того как они начали встречаться, только на пятый или шестой раз Михаэль узнал ее имя. Женщину звали Ханна.

О себе Ханна почти ничего не рассказывала. Выросла в Трансильвании, в 17 лет уехала на работу в Берлин и там работала на заводах Сименса, в 21 год ушла служить в армию, а после войны работала, кем придется, – вот и все, что знал о ней Михаэль.

Когда Ханна поняла, что Михаэль из-за их встреч прогуливает занятия в школе и ему грозит остаться на повторный год, она потребовала, чтобы такого не было. Характер у Ханны был очень властный. Михаэлю срочно пришлось взяться за учебу, и он неожиданно для всех и для самого себя закончил учебный год очень успешно.

Любовная связь Михаэля и Ханны длилась несколько месяцев. Часто во время их встреч Ханна просила Михаэля почитать ей что-нибудь вслух, и Михаэль охотно читал.

Михаэль никому не рассказывал о связи с Ханной. В какой-то момент ему начинают приходить мысли, что, раз он скрывает эту связь, то совершает по отношению к Ханне нечто вроде предательства.

Однажды Ханне на работе предложили перейти на должность вагоновожатой, для этого надо было пройти курсы повышения. После этого Ханна внезапно уезжает из города и бесследно исчезает.

Михаэль долго мучается из-за того, что Ханна уехала, но проходят месяцы и годы, жизнь идет своим чередом. Михаэль общается теперь больше со сверстниками, среди них есть и девочки, которые ему нравятся. Но всю последующую жизнь в каждой женщине он невольно ищет сходство с Ханной.

И вот, будучи уже студентом юридического факультета, Михаэль записывается на семинар, который проводил профессор, занимавшийся нацистским прошлым. Так Михаэль попадает на судебный процесс, на котором разбирались преступления, совершенные осенью 1943 года в концлагере Аушвиц. В числе обвиняемых – бывшая любовница Михаэля, Ханна Шмиц, которая была в лагере охранницей. Теперь ей уже 43 года.

Михаэль в течение многих месяцев ходит на каждое заседание. В душе у него – ад. Он раскрывает Ханну с неизвестной ему стороны, он пытается переосмыслить все: и свою жизнь, и жизнь своих родителей, и жизнь военного и послевоенного поколений.

На суде он узнает, что Ханна, когда она была охранницей в концлагере, выбирала себе любимиц из числа самых слабых заключенных, которых она забирала из барака к себе и просила почитать что-нибудь вслух. Те читали, потом их отправляли на смерть.

В какой-то момент Михаэль внезапно приходит к выводу, который оказывается, в итоге, верным. Он вдруг догадывается, что у Ханны есть один, тщательно скрываемый ею, секрет, что она страшно стыдится того, что неграмотна. Этим фактом можно было объяснить многое в ее поступках и в ее биографии. Из-за страха, что вскроется ее неграмотность, даже на суде она готова была все повернуть против себя. Михель долго не мог понять, надо ли ему поставить суд в известность об этом факте, или нет, и решил, что не надо.

Ханна была приговорена к пожизненному заключению.

Михаэль окончил университет, прошел стажировку, женился, в браке у него появилась дочь, потом он развелся.

После развода у него началась бессонница. Тогда-то ему и пришла идея начитывать на магнитофон произведения различных авторов, в том числе и свои собственные, и отсылать Ханне в тюрьму. Писем Ханне он никогда не писал, а она через 4 года начала присылать ему короткие записочки. Все-таки Ханна научилась читать и писать! В тюрьме она прочитала много литературы о концлагерях.

Через 18 лет Ханна получает помилование. По просьбе начальницы тюрьмы, Михаэль подготавливает все необходимое: подыскивает работу и квартиру. За неделю до выхода он, впервые за все эти годы, навещает Ханну. Этот визит производит на него удручающее впечатление: от той Ханны, с которой у него когда-то был роман, ничего не осталось. Она стала старухой и пахла старухой.

В день, когда она должна была выйти из тюрьмы, на рассвете, Ханна повесилась. По ее завещанию, Михаэль попытался передать собранную ею сумму денег одной из двух бывших заключенных концлагеря, но та не приняла деньги. Тогда он от имени Ханны Шмиц перевел деньги на счет Еврейской лиги по борьбе с неграмотностью.

Также читают:

Рассказ Шлинк – Чтец

Популярные сегодня пересказы

Наш новый завод расположился в самом лесу, там работал почти весь город, в том числе и моя мама. И вот я сидел на крыше старого сарая, и смотрел в сторону завода, от туда шел дым и едкий запах

Произведение, которое носит название «Глазами клоуна», написано гениальным немецким писателем Генрихом Беллем и пользуется сумасшедшей популярностью среди почитателей литературы и по сей день

По жанровой направленности произведение является бытовым рассказом, основной темой которого представляется нравственный выбор человека и его ответственность за данное обещание.

Произведение по жанровой направленности представляет собой короткую новеллу, повествующую о событиях периода Великой Отечественной войны.

Рецензия на роман Чтец, Б. Шлинк

О КОМПОЗИЦИИ И ЦЕЛЬНОСТИ

Роман немецкого автора состоит из трёх частей. Это – удобная композиция. Разумеется, не тем, что частей три, а самим фактом деления книги на части. Тем более, что они очень чётко выделяются, одна относительно другой. Но помимо чёткости и ясности, существуют и подводные камни данного построения текста: «Чтец» теряет цельность. Впрочем, автор, видимо, догадываясь о данной слабой стороне своего произведения, всячески пытается удерживать цельность. Делает он это благодаря манере повествования рассказчика от первого лица. Текст выстроен, как воспоминания, а это позволяет быстро, и особо не напрягаясь, перемещаться во времени, а значит, и во всех трёх частях книги. Именно воспоминательность, как свойство повествования, становится одновременно и путеводной нитью, и некой ленточкой, скрепляющей, словно папирус, все части романа.

В каждой из них рассказывается об одном каком-то временном промежутке из жизни главных героев. Однако я бы поделил роман и назвал бы главы, исходя из важности тех событий, которые произошли с героями.

Итак, первую часть я бы назвал «15-летний Микаэль трахается с женщиной лет 30-ти, и от этого ощущает себя самым крутым пацаном в школе». Вторую я бы назвал «Студент юридического факультета Микаэль узнает, что женщина, с которой он трахался 10 лет назад, в прошлом была надзирательницей концлагеря, и из-за того, что она не умела читать, погибло около 200-т человек». Третью – «Осуждение неграмотной женщины, с последующим её самоубийством, а также муки совести Микаэля уже в возрасте 40-ка лет».

Я назвал части так, чтобы дать понять, о чём в них идёт речь, для тех, кто книги не читал. Из мною данных названий уже можно сделать вывод, что роман, грубо говоря, об отношениях между каким-то Микаэлем с какой-то женщиной, старше его на несколько лет.

О НАЗВАНИИ И ИДЕЕ

Напомню, книга немецкого автора называется «Чтец». Почему? Из-за едва ли не единственной сцены в романе, где действительно один персонаж – Микаэль – читает второму – женщине – книгу вслух.

Мне кажется, идея романа никак не согласуется с его названием. А вот какая это идея, я попытаюсь разобраться чуть ниже.

Напоминаю, первую часть я назвал «15-летний Микаэль трахается с женщиной лет 30, и от этого ощущает себя самым крутым пацаном в школе». В этой части рассказывается, как некий немецкий школьник по имени не то Михаэль, не то Микаэль случайно знакомится с женщиной намного старше его, лишается с ней девственности, на протяжении долгого времени с ней регулярно занимается плотской любовью, но потом женщина куда-то пропадает, уехав из города. Эта часть, как и последующие две, делится на главы. Достаточно короткие, что очень выгодно современному читателю, которому комфортно читать большой текстуальный кусок, разбитый на малые части.

Первые три главы повествуют о том, что Микаэль, заболев желтухой, блюёт на какой-то улице на стену какого-то дома. К нему подбегает какая-то женщина, помогает ему прийти в себя, потом с его помощью смывает блевотину и провожает его до дома. Придя домой, Микаэль рассказывает о случившемся родителям, те вызывают врача, которой сообщает о диагнозе «желтуха». Мальчик лежит в постели 3 месяца, затем выходит из дома, находит ту женщину и, придя к ней домой, говорит «Спасибо». Но я забежал вперед. Остановимся на желтухе и блевотине. Я так и не понял, почему автор решил, что мне интересны подробности, как блевотина проходила через стиснутые губы этого паренька?! Мне не интересно, что он блевал, не интересны подробности этого процесса. «Мой рот стал наполняться, я попытался сглотнуть, крепко сжал губы, приложил ко рту руку, но все вырвалось у меня изо рта и сквозь пальцы. Потом я прислонился к стене дома, глядел на рвотную массу у моих ног и давился светлой слизью.» Тут же читателю поясняют, что это – желчь. Прекрасно. Понятно, что эта сцена связывает паренька с женщиной, имя которой Ханна (имя по-русски уже странно звучит, словно «хана вам всем настанет»). Разумеется, это не сцена процесса рвоты, это сцена знакомства двух главных героев книги. Но почему блевотина? Для экспрессии! И – это нештатная ситуация. Иначе бы такие разные люди никогда бы не пересеклись и не завязались бы отношения. Возможно. Но всё же подробности описания процесса рвоты мне не интересны. Я и без писателя знаю, как это – блевать. Может, у них там, в Германии, граждане и не блюют вовсе, и поэтому автор был вынужден в подробностях описать процесс, но я в курсе, как это происходит!

Потом! На мальчика производит настолько сильное впечатление это происшествие, что он уже во сне видит дом, рядом с которым его приводила в чувства Ханна. Дом потом снится ему в другие годы, он даже, кажется, видит его наяву в каких-то других интерпретациях. Видит его даже не в том городе, где он находился изначально, а, скажем, в Риме или еще где-нибудь. И это для меня странно. Почему дом? Почему писатель отдаёт чуть ли не главу, а то и все две главы описанию этого бредового восприятия не то дома, не то его образа. Зачем? Если взять роман в целом, его идею, дом этот, его описания и бредовые интерпретации ну никак не вяжутся. Они выбиваются из общей канвы. Вообще создается впечатление, будто автор просто пытается показать свое знание архитектурных деталей в описании фасада дома и не более. Для меня это – пустые места в общей структуре текста. Будь я литературным редактором, я бы вычеркнул все эти фантазии о доме, ничего общего не имеющих с книгой в целом.

Вся первая часть посвящена любовным, точнее, постельным отношениям между Микаэлем и Ханной. И я, как наверняка любой другой читатель, воспринимает «Чтеца», как любовный роман. Понятно, это странные отношения. Ему 15, ей 30. Она учит его в постели, а он читает ей книги, большей частью классическую литературу. Со временем они создают некую систему: вначале он читает, потом они занимаются сексом. Все чётко, как у немцев. Понятно, парень переживает острее, проникновеннее потому что у него это в первый раз, ему даже кажется, что он любит. Это нормально: всякий восприимчивый юноша всегда неосознанно заменяет обычное желание взрослого человека заниматься сексом любовью. Микаэль мысленно обожествляет их половые отношения, они приобретают в его глазах ореол святости. Ханна же, вместо накручивающего Микаэля, просто удовлетворяет свои потребности, причем телесного и интеллектуального характеров, и даже психического, т.к. занимаясь любовью с мальчиком, она психологически отодвигает старость и замкнутость существования. Помимо постельно-ментарского мотива присутствует и момент постоянного подавления воли Микаэля Ханной, с вытекающим отсюда комплексом вины у мальчика. В силу неопытности Микаэля в вопросах пола, а также желания Ханны постоянно скрывать свою неграмотность, последняя ведёт себя часто слишком странно для Микаэля, из-за этого возникают конфликты, объективной виновницей которых является Ханна. Однако Микаэлю не удаётся добиться признания её вины – повторюсь, в силу неопытности – в результате чего Ханна подавляет его волю и остается победительницей.

Это все хорошо. Хорошо в том случае, если рассматривать «Чтеца», как любовный роман. Но в том-то вся и фишка, что «Чтец» не любовный роман. Или так: это – плохой любовный роман, если придерживаться чистоты жанра. Роман и не полностью любовный, и в тоже время не социальный. И вот тут начинается интересное: роман «Чтец» можно с легкостью разделить на три романа: 1) любовный, 2) социальный или социально-исторический, 3) экзистенциальный или психологический. А если так, то на протяжении чтения мне не давал покоя один вопрос: «А причем тут предыдущая часть?». Части, или романы, настолько разные! Как будто писатель вначале писал любовный роман, но не дотянул, бросил, и приступил ко второму – социально-историческому, его тоже не дотянул, бросил и приступил к третьему. Да, постельные сцены первой части хороши. Автор с такой страстью и трепетом их описывает! Однако у меня даже не встаёт. А если и встаёт, только в одной сцене, перед самым первым соитием партнеров. «Я не решался сделать ни единого движения. Она так близко подступила ко мне, что я чувствовал ее грудь на своей спине и ее живот на своих ягодицах. Она тоже была голой. Она обняла меня, положив мне одну руку на грудь, а другую на мою возбужденную плоть.» В том переводе, который читал я, «плоть» заменена «членом».

Вторая часть называется «Студент юридического факультета Микаэль узнает, что женщина, с которой он трахался 10 лет назад, в прошлом надзирательница концлагеря, из-за отсутствия умения читать которой, погибло около 200 человек». В этот раз не буду даже вкратце рассказывать содержание этой части. Я лучше сразу задамся вопросом: «Господин Шлинк (это автор книги), неужели вы думаете, мне интересна тема послевоенной Германии, или даже тема детей бывших нацистов?». Конечно, как человеку, стремящемуся обладать широким кругозором, наверно, я должен интересоваться этой проблемой. Однако, на деле, этого нет. Я даже никогда не думал об этой проблеме. Хотя, немного подумав, наверно, стоило бы хоть раз в жизни задуматься на сей счёт. Но разве что один раз – и тут же забыть. Мне даже поговорить об этом не с кем. Я, человек, живущий на стыке русской и украинской культур, озабочен куда более важными исторически-социальными, политическими и экзистенциальными проблемами. Я не понимаю, как сугубо национальная проблема отдельного государства может особо интересовать рядового жителя другого государства. Ведь не удивительно, что в первый раз, когда роман появился на прилавках – ещё до голливудской экранизации – его вообще никто не заметил. Потому что русскоговорящие граждане озабочены иными проблемами послевоенного времени, и внутренние дела Германии того времени им не интересны. Это нормально. А интерес возник лишь благодаря голливудскому фильму. Это говорит о том, что метафизического спроса на книгу не произошло, он высосан из пальца, в первую очередь маркетолагами. Даже достаточно интересный экзистенциальный момент, когда Микаэль мучается выбором, вмешаться ему в жизнь Ханны или нет, все же вяло смотрится, если вспомнить те задачи, которые ставил перед собой Достоевский.

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ. А Я ТАК НИЧЕГО И НЕ ПОНЯЛ

Ну а третья часть – вообще скукотища. Я так и не понял, зачем Ханна повесилась. А отсюда теряется смысл всей этой части, да и романа в целом.

Бернхард Шлинк – Чтец

Бернхард Шлинк – Чтец краткое содержание

Чтец читать онлайн бесплатно

В пятнадцать лет я переболел желтухой. Она началась осенью, а кончилась весной. Чем холоднее и темнее становился старый год, тем больше я слабел. Лишь после Нового года дело пошло на поправку. Январь выдался теплым, поэтому мать выносила мою постель на балкон. Я глядел на небо, на солнце или облака и слушал, как во дворе играют ребята. Однажды в феврале под вечер до меня донеслось пение дрозда.

Первый выход с Блюменштрассе, где мы жили на третьем этаже солидного, построенного в начале века дома, привел меня на Банхофштрассе.[1] Как-то октябрьским понедельником я возвращался по ней из школы домой, и меня стошнило. До этого я уже несколько дней ощущал слабость, какой прежде никогда не испытывал. Каждый шаг стоил мне больших усилий. Когда приходилось подыматься по ступенькам в школе или дома, я почти не чувствовал ног. Мне и есть ничего не хотелось. Вроде бы проголодавшись, я садился за стол, однако уже через минуту даже смотреть не мог на еду. Утром во рту чувствовалась сухость, и вообще в теле возникало ощущение странной тяжести, будто все внутренности как-то перекосились. Я стыдился этой слабости. И уж совсем застыдился, когда меня стошнило. До тех пор со мною никогда такого не происходило. Рот наполнился жижей, я хотел сглотнуть, сжал губы, закрыл рот рукой, но струя прорвалась сквозь губы и через пальцы. Прислонившись к стене, я глядел на лужицу у ног и давился желтой слизью.

Женщина, пришедшая мне на помощь, обошлась со мною едва ли не грубо. Взяв мою руку, она протащила меня через темную подворотню во двор. Там между окнами были протянуты веревки, на которых сушилось белье. Здесь же лежали доски; из распахнутой двери мастерской летели опилки, тонко звенела пила. Рядом с дверью торчал водопроводный кран. Женщина открыла его, сначала вымыла мою руку, затем набрала обеими пригоршнями воды и плеснула мне в лицо. Я утерся носовым платком.

Возле крана стояли два ведра, женщина подняла одно и наполнила его водой. Я взял другое, прошел за ней через подворотню. Хорошенько размахнувшись, женщина выплеснула воду на тротуар и смыла жижу. Она забрала мое ведро, и за первым водопадом последовал второй.

Женщина выпрямилась и увидела, что я плачу.

— Ну что ты, малыш? — сказала она удивленно. Она обняла меня. Я был лишь чуточку выше ростом, своей грудью я чувствовал ее грудь; уткнувшись в нее, я различал и кисловатый запах из собственного рта, и легкий запах ее пота. Непонятно было, куда девать руки; плакать я перестал.

Выяснив, где я живу, она отнесла ведра в подворотню и отвела меня домой. Она шла рядом, в одной руке несла мою школьную сумку, а в другой держала мою ладонь. От Банхофштрассе до Блюменштрассе совсем недалеко. Она шагала быстро и решительно, мне легко удавалось идти в ногу. Перед нашим домом мы распрощались.

В тот же день мать вызвала врача, который определил желтуху. Позднее я рассказал матери о той женщине. Иначе, наверное, мой последующий визит вряд ли бы состоялся. Но для матери само собой разумелось, чтобы я при первой же возможности купил на собственные карманные деньги букет цветов и сходил поблагодарить незнакомку. Так и получилось, что в конце февраля я вновь отправился на Банхофштрассе.

Того дома на Банхофштрассе теперь уже нет. Когда и почему его снесли, не знаю. Долгое время я не бывал в родном городе.[2] Новое здание, построенное в семидесятых или восьмидесятых годах, насчитывает пять этажей; на верхнем этаже высокие потолки; ни балконов, ни эркеров нет, все гладкое и светлое. Множество звонков у подъезда указывает на наличие небольших отдельных квартир. В такую квартиру поселяются ненадолго, вроде того, как берут напрокат автомобиль. На нижнем этаже сейчас открыт магазин, торгующий компьютерами, которому предшествовали сначала аптека, затем продуктовый магазин, а потом видеотека.

У прежнего дома при той же высоте было четыре этажа, то есть партер, сложенный из отшлифованных кубов песчаника, и три этажа кирпичной кладки — с эркерами, балконами, каменным обрамлением окон. К парадному вела лестница с каменным бордюром и железными перилами, вверху ступеньки были поуже, внизу пошире, железки завивались спиралью. Входную дверь украшали колонны, один лев на архитраве глядел на верхнюю часть Банхофштрассе, другой — на нижнюю. Подворотня, через которую незнакомая женщина отвела меня к водопроводному крану, имела боковой вход.

Я заприметил этот дом, когда еще был совсем маленьким. Он доминировал над другими зданиями квартала. Мне казалось, если этот дом натужится и еще больше раздастся вширь, то соседние дома обязательно посторонятся, уступая ему место. В моем воображении рисовался роскошный подъезд с лепниной, зеркалами и персидской ковровой дорожкой, придавленной на парадной лестнице блестящими латунными прутьями. По-моему, в таком солидном доме могли жить только солидные господа. А поскольку сам дом с годами потемнел от сажи, летящей с проходящих неподалеку поездов, то и его обитатели представлялись людьми мрачными и, пожалуй, необычными — например, немыми или глухими, горбатыми или хромыми.

Позднее мне долгие годы снился этот дом. Все сны были одинаковыми, точнее, они варьировали одну и ту же тему. Будто я оказываюсь в чужом городе и неожиданно вижу перед собой тот самый дом. Он стоит среди других домов на улице, которая мне совершенно незнакома. Я иду дальше, недоумевая, как это я мог узнать дом в совсем не известном мне городском квартале. Тут мне приходит в голову, что уже где-то видел этот дом. Только вспоминается мне не мой родной город и не Банхофштрассе, а другой город и даже другая страна. Например, мне снится Рим, и я вижу этот дом, но мне чудится, будто прежде я видел его в Берне. Почему-то такое воспоминание успокаивает; увидеть знакомый дом в новом окружении кажется мне не более странным, чем случайная встреча со старым другом в непривычном месте. Я поворачиваю назад, возвращаюсь к дому, поднимаюсь на ступеньку. Хочу войти в парадное. Нажимаю на ручку двери.

Порою мне снится, что этот дом — за городом. Тогда сон тянется дольше, а потом лучше запоминаются подробности. Скажем, я еду на машине. Справа замечаю дом, но еду дальше, поначалу лишь слегка обескураженный тем, что дом вполне городского вида стоит в чистом поле. Мне приходит на ум, что я где-то уже видел его, и замешательство усиливается. Вспомнив наконец, откуда я знаю этот дом, поворачиваю назад. Дорога во сне всегда пуста, я несусь на огромной скорости, аж шины визжат. Я боюсь куда-то опоздать, прибавляю ходу. И вот он снова передо мной. В Пфальце дом стоит среди полей или виноградников, среди рапса или ржи, а в Провансе вокруг него заросли лаванды. Местность равнинная или же слегка холмистая. Деревьев нет. День ясен, светит солнышко, воздух слегка дрожит, шоссе поблескивает на солнцепеке. Входа не видно, он заслонен брандмауэром, поэтому кажется, будто дом вообще недоступен. Впрочем, возможно, что брандмауэр принадлежит совсем иному сооружению. Этот дом не так мрачен, как на Банхофштрассе. Зато окна его до того покрыты пылью, что сквозь них ничего не разглядишь, не видно даже гардин. Дом слеп.

Останавливаюсь на обочине, перехожу на другую сторону шоссе, направляюсь ко входу. Вокруг никого не видно, ничего не слышно — даже отдаленного звука мотора, порыва ветра, птичьего голоса. Мир умер. Поднимаюсь по ступенькам, нажимаю на ручку двери.

Но дверь не открывается. Проснувшись, я поначалу могу лишь вспомнить, что взялся за дверную ручку и нажал на нее. Но постепенно мне вспоминается весь сон, а также то, что я его уже видел раньше.

Как звали ту женщину, я не знал. Держа в руке букет, я нерешительно переминался с ноги на ногу перед звонками и табличками с фамилиями жильцов. Я готов был уйти. Но тут из дома вышел мужчина; поинтересовавшись, кого я разыскиваю, он направил меня к госпоже Шмиц, которая жила на четвертом этаже.

Ни лепнины, ни зеркал, ни ковровой дорожки. От скромных украшений подъезда, несравнимых с роскошью парадного входа, не осталось и следа. Красные полоски на ступеньках стерлись посредине, повытерся и узорчатый зеленый линолеум вдоль лестницы на уровне плеча; кое-где отсутствующие стойки перил были заменены веревками. Пахло каким-то моющим средством. Возможно, на все это я обратил внимание лишь позднее. Здесь всегда было одинаково убого и одинаково чисто, всегда пахло этим моющим средством, к которому иногда добавлялись запахи капусты, бобов, жаркого, кипятящегося белья. Мое знакомство с прочими жильцами ограничилось этими запахами, ковриками перед дверьми квартир да фамилиями под звонками. Не помню, чтобы мне когда-нибудь повстречался кто-либо из жильцов.

Бернхард Шлинк «Чтец»

Берхард Шлинк начал свою литературную карьеру после сорока. До этого он был успешным юристом, окончившим университет в Берлине, защитившим кандидатскую и докторскую диссертации. В тридцать восемь Шлинк становится профессором университета в Бонне, преподавая конституционное право студентам.

Однако через шесть лет он начинает писать романы, где главным героем становится детектив по фамилии Зельбе. Сначала Шлинк работает над книгами вместе с другом, потом начинает писать один.

Роман «Чтец», написанный Берхардом Шлинком в 1995 году, стал одним из самых популярных произведений автора. Его знают во всем мире, он переведен на тридцать девять языков и напечатан миллионными тиражами. Это первый роман немецкого автора, который признан бестселлером по версии американской газеты «Нью-Йорк Таймс», а также одним из лучших романов современной немецкой литературы.

О книге

Шлинк поднимает в романе сложные вопросы, которые часто подпадают под табу:

  • жизнь во время Второй мировой войны;
  • принятие нацистского режима;
  • чувство вины детей за содеянное предыдущими поколениями.

Именно поэтому «Чтец», как книга о войне, включен в обязательный список книг, который необходимо прочесть, учась в немецких гимназиях.

Свой роман Шлинк задумал тогда, когда приехал преподавать в восточный Берлин в 1990 году. Его поразила большая разница между западной и восточной Германией.

Краткое содержание книги «Чтец»

Пятнадцатилетний подросток знакомится с женщиной, которая помогла ему во время приступа начинающейся желтухи. Михаэль Берг, так звали юношу, после выздоровления покупает букет цветов и отправляется к женщине, чтобы поблагодарить ее. Он без труда находит квартиру и оказывается в гостях.

Женщина привлекает Михаэля, а когда он невольно наблюдает за ее переодеванием, то понимает, что она интересует его, становясь навязчивой идеей. Он влюбляется. Первое посещение заканчивается побегом, ибо Михаэль был застигнут за подглядыванием. Позже между ними возникают сексуальные отношения, которые затягивают молодого человека все сильнее.

Он даже не сразу узнает ее имя, фамилию Михаэль узнал в первый же день – Шмиц. Зовут женщину Ханна. Ей тридцать шесть лет, она кондуктор трамвая. Постепенно, юноша выпытывает историю ее жизни.

Родилась Ханна в Трансильвании, в семнадцать переехала в Берлин на заработки, через четыре года попала в армию. Теперь, после войны, работает кондуктором. Профессия ей нравится — красивая униформа, меняющиеся лица и картинки за окном.

Михаэлю было мало того времени, что отпускали ему гимназия и родители, ему хотелось подольше находиться рядом с Ханной, тем более, что что много времени стало уходить на чтение книг. Теперь их встречи начинались именно с этого.

Михаэль мечтает о поездке на велосипедах, и она состоялась. Родители отпустили его на четыре дня, а потом и сами уехали. Чтобы отвязаться от младшей сестры, ему пришлось украсть для нее джинсы и свитер, а заодно и ночную сорочку для Ханны.

Счастливая жизнь Михаэля продолжается до тех пор, пока внезапно Ханна не исчезает. Она видит, что у парня появляются друзья и подруги, и уходит. Он пытается ее искать, но не сильно настойчиво, хотя воспоминания долгое время не дают ему покоя. Михаэль поступает в университет, заводит легкие связи с девушками.

Через восемь лет совершенно случайно герой, который в это время является студент последнего курса юридического факультета, встречает Ханну в зале суда. Оказывается, она была надсмотрщицей в концентрационном лагере Освенцим

Бернхард Шлинк – Чтец

Бернхард Шлинк – Чтец краткое содержание

Чтец читать онлайн бесплатно

В пятнадцать лет я переболел желтухой. Она началась осенью, а кончилась весной. Чем холоднее и темнее становился старый год, тем больше я слабел. Лишь после Нового года дело пошло на поправку. Январь выдался теплым, поэтому мать выносила мою постель на балкон. Я глядел на небо, на солнце или облака и слушал, как во дворе играют ребята. Однажды в феврале под вечер до меня донеслось пение дрозда.

Первый выход с Блюменштрассе, где мы жили на третьем этаже солидного, построенного в начале века дома, привел меня на Банхофштрассе.[1] Как-то октябрьским понедельником я возвращался по ней из школы домой, и меня стошнило. До этого я уже несколько дней ощущал слабость, какой прежде никогда не испытывал. Каждый шаг стоил мне больших усилий. Когда приходилось подыматься по ступенькам в школе или дома, я почти не чувствовал ног. Мне и есть ничего не хотелось. Вроде бы проголодавшись, я садился за стол, однако уже через минуту даже смотреть не мог на еду. Утром во рту чувствовалась сухость, и вообще в теле возникало ощущение странной тяжести, будто все внутренности как-то перекосились. Я стыдился этой слабости. И уж совсем застыдился, когда меня стошнило. До тех пор со мною никогда такого не происходило. Рот наполнился жижей, я хотел сглотнуть, сжал губы, закрыл рот рукой, но струя прорвалась сквозь губы и через пальцы. Прислонившись к стене, я глядел на лужицу у ног и давился желтой слизью.

Женщина, пришедшая мне на помощь, обошлась со мною едва ли не грубо. Взяв мою руку, она протащила меня через темную подворотню во двор. Там между окнами были протянуты веревки, на которых сушилось белье. Здесь же лежали доски; из распахнутой двери мастерской летели опилки, тонко звенела пила. Рядом с дверью торчал водопроводный кран. Женщина открыла его, сначала вымыла мою руку, затем набрала обеими пригоршнями воды и плеснула мне в лицо. Я утерся носовым платком.

Возле крана стояли два ведра, женщина подняла одно и наполнила его водой. Я взял другое, прошел за ней через подворотню. Хорошенько размахнувшись, женщина выплеснула воду на тротуар и смыла жижу. Она забрала мое ведро, и за первым водопадом последовал второй.

Женщина выпрямилась и увидела, что я плачу.

— Ну что ты, малыш? — сказала она удивленно. Она обняла меня. Я был лишь чуточку выше ростом, своей грудью я чувствовал ее грудь; уткнувшись в нее, я различал и кисловатый запах из собственного рта, и легкий запах ее пота. Непонятно было, куда девать руки; плакать я перестал.

Выяснив, где я живу, она отнесла ведра в подворотню и отвела меня домой. Она шла рядом, в одной руке несла мою школьную сумку, а в другой держала мою ладонь. От Банхофштрассе до Блюменштрассе совсем недалеко. Она шагала быстро и решительно, мне легко удавалось идти в ногу. Перед нашим домом мы распрощались.

В тот же день мать вызвала врача, который определил желтуху. Позднее я рассказал матери о той женщине. Иначе, наверное, мой последующий визит вряд ли бы состоялся. Но для матери само собой разумелось, чтобы я при первой же возможности купил на собственные карманные деньги букет цветов и сходил поблагодарить незнакомку. Так и получилось, что в конце февраля я вновь отправился на Банхофштрассе.

Того дома на Банхофштрассе теперь уже нет. Когда и почему его снесли, не знаю. Долгое время я не бывал в родном городе.[2] Новое здание, построенное в семидесятых или восьмидесятых годах, насчитывает пять этажей; на верхнем этаже высокие потолки; ни балконов, ни эркеров нет, все гладкое и светлое. Множество звонков у подъезда указывает на наличие небольших отдельных квартир. В такую квартиру поселяются ненадолго, вроде того, как берут напрокат автомобиль. На нижнем этаже сейчас открыт магазин, торгующий компьютерами, которому предшествовали сначала аптека, затем продуктовый магазин, а потом видеотека.

У прежнего дома при той же высоте было четыре этажа, то есть партер, сложенный из отшлифованных кубов песчаника, и три этажа кирпичной кладки — с эркерами, балконами, каменным обрамлением окон. К парадному вела лестница с каменным бордюром и железными перилами, вверху ступеньки были поуже, внизу пошире, железки завивались спиралью. Входную дверь украшали колонны, один лев на архитраве глядел на верхнюю часть Банхофштрассе, другой — на нижнюю. Подворотня, через которую незнакомая женщина отвела меня к водопроводному крану, имела боковой вход.

Я заприметил этот дом, когда еще был совсем маленьким. Он доминировал над другими зданиями квартала. Мне казалось, если этот дом натужится и еще больше раздастся вширь, то соседние дома обязательно посторонятся, уступая ему место. В моем воображении рисовался роскошный подъезд с лепниной, зеркалами и персидской ковровой дорожкой, придавленной на парадной лестнице блестящими латунными прутьями. По-моему, в таком солидном доме могли жить только солидные господа. А поскольку сам дом с годами потемнел от сажи, летящей с проходящих неподалеку поездов, то и его обитатели представлялись людьми мрачными и, пожалуй, необычными — например, немыми или глухими, горбатыми или хромыми.

Позднее мне долгие годы снился этот дом. Все сны были одинаковыми, точнее, они варьировали одну и ту же тему. Будто я оказываюсь в чужом городе и неожиданно вижу перед собой тот самый дом. Он стоит среди других домов на улице, которая мне совершенно незнакома. Я иду дальше, недоумевая, как это я мог узнать дом в совсем не известном мне городском квартале. Тут мне приходит в голову, что уже где-то видел этот дом. Только вспоминается мне не мой родной город и не Банхофштрассе, а другой город и даже другая страна. Например, мне снится Рим, и я вижу этот дом, но мне чудится, будто прежде я видел его в Берне. Почему-то такое воспоминание успокаивает; увидеть знакомый дом в новом окружении кажется мне не более странным, чем случайная встреча со старым другом в непривычном месте. Я поворачиваю назад, возвращаюсь к дому, поднимаюсь на ступеньку. Хочу войти в парадное. Нажимаю на ручку двери.

Порою мне снится, что этот дом — за городом. Тогда сон тянется дольше, а потом лучше запоминаются подробности. Скажем, я еду на машине. Справа замечаю дом, но еду дальше, поначалу лишь слегка обескураженный тем, что дом вполне городского вида стоит в чистом поле. Мне приходит на ум, что я где-то уже видел его, и замешательство усиливается. Вспомнив наконец, откуда я знаю этот дом, поворачиваю назад. Дорога во сне всегда пуста, я несусь на огромной скорости, аж шины визжат. Я боюсь куда-то опоздать, прибавляю ходу. И вот он снова передо мной. В Пфальце дом стоит среди полей или виноградников, среди рапса или ржи, а в Провансе вокруг него заросли лаванды. Местность равнинная или же слегка холмистая. Деревьев нет. День ясен, светит солнышко, воздух слегка дрожит, шоссе поблескивает на солнцепеке. Входа не видно, он заслонен брандмауэром, поэтому кажется, будто дом вообще недоступен. Впрочем, возможно, что брандмауэр принадлежит совсем иному сооружению. Этот дом не так мрачен, как на Банхофштрассе. Зато окна его до того покрыты пылью, что сквозь них ничего не разглядишь, не видно даже гардин. Дом слеп.

Останавливаюсь на обочине, перехожу на другую сторону шоссе, направляюсь ко входу. Вокруг никого не видно, ничего не слышно — даже отдаленного звука мотора, порыва ветра, птичьего голоса. Мир умер. Поднимаюсь по ступенькам, нажимаю на ручку двери.

Но дверь не открывается. Проснувшись, я поначалу могу лишь вспомнить, что взялся за дверную ручку и нажал на нее. Но постепенно мне вспоминается весь сон, а также то, что я его уже видел раньше.

Как звали ту женщину, я не знал. Держа в руке букет, я нерешительно переминался с ноги на ногу перед звонками и табличками с фамилиями жильцов. Я готов был уйти. Но тут из дома вышел мужчина; поинтересовавшись, кого я разыскиваю, он направил меня к госпоже Шмиц, которая жила на четвертом этаже.

Ни лепнины, ни зеркал, ни ковровой дорожки. От скромных украшений подъезда, несравнимых с роскошью парадного входа, не осталось и следа. Красные полоски на ступеньках стерлись посредине, повытерся и узорчатый зеленый линолеум вдоль лестницы на уровне плеча; кое-где отсутствующие стойки перил были заменены веревками. Пахло каким-то моющим средством. Возможно, на все это я обратил внимание лишь позднее. Здесь всегда было одинаково убого и одинаково чисто, всегда пахло этим моющим средством, к которому иногда добавлялись запахи капусты, бобов, жаркого, кипятящегося белья. Мое знакомство с прочими жильцами ограничилось этими запахами, ковриками перед дверьми квартир да фамилиями под звонками. Не помню, чтобы мне когда-нибудь повстречался кто-либо из жильцов.

Бернхард Шлинк – Чтец

Скачать отрывок:

Жанры:Роман
Теги:Встреча через много лет В поисках правды Наказание Тюрьма Неудавшиеся отношения Разновозрастные отношения Фашизм Суицид Воспоминания Влюбленный подросток Война Жестокость Заботливый мужчина Кризис личности Любовники Любовная история Ложные обвинения Любовь из детства Неожиданный финал Отношения более взрослой женщины и мужчины Отношения взрослого и ребенка Отношения отца и сына Первая любовь Послевоенное время Давняя привязанность Разлука С постельными сценами Убийство Эротика Страстная любовь Вторая мировая война Смерть
Характеристики:Романтическое Социальное Эротическое
Главные герои:Мужчина Женщина Подросток (мальчик)
Места событий:Германия Европа Планета Земля
Время событий:Современность

Случайная цитата из книги

«Любовь к родителям является единственной любовью, за которую не отвечают.»

Читать онлайн книгу «Чтец»

Описание книги «Чтец»

Феноменальный успех романа современного немецкого писателя Бернхарда Шлинка “Чтец” (1995) сопоставим разве что с популярностью вышедшего двадцатью годами ранее романа Патрика Зюскинда “Парфюмер”. “Чтец” переведен на тридцать девять языков мира, книга стала международным бестселлером и собрала целый букет престижных литературных премий в Европе и Америке.Внезапно вспыхнувший роман между пятнадцатилетним подростком, мальчиком из профессорской семьи, и зрелой женщиной так же внезапно оборвался, когда она без предупреждения исчезла из города. Через восемь лет он, теперь уже студент выпускного курса юридического факультета, снова увидел ее – среди бывших надзирательниц женского концлагеря на процессе против нацистских преступников. Но это не единственная тайна, которая открылась герою романа Бернхарда Шлинка “Чтец”.Перевод Б. Хлебникова.

«Чтец» – сюжет

Роман описывает разрыв между поколениями в Германии, осмысление молодыми немцами преступлений периода Холокоста. Главные герои — Михаэль Берг и Ханна Шмиц. Повествование охватывает почти 40-летний период с 1958 по 1990 в Западной Германии – в г. Хайдельберг.

По сюжету 15-летний школьник Михаэль Берг знакомится с 36-летней кондуктором трамвая Ханной Шмиц. Между ними возникает роман. Ханна регулярно просит Михаэля читать ей книги. Через несколько месяцев она внезапно исчезает.

Через 8 лет студент-юрист Михаэль попадает на показательный процесс над надсмотрщицами концлагеря Освенцим. Среди подсудимых он узнает Ханну. Её и других надсмотрщиц обвиняют в том, что она во время бомбёжки и начавшегося вслед за ней пожара не открыла двери 300 еврейским женщинам, которые укрывались в церкви и заживо там сгорели. Доказательством вины служит рапорт якобы написанный Ханной. Михаэль осознает, что на самом деле Ханна неграмотна и поэтому она просила читать ей книги, которые сама прочесть не могла. Соответственно и рапорт написать она тоже не могла. Он хочет ей помочь, но не делает этого. Ханна осуждена на пожизненное заключение, остальные — на сравнительно небольшие сроки.

Через 10 лет после развода с женой Михаэль начинает начитывать на магнитофон некоторые книги, которые он читал Ханне в прошлом. Записи этих книг он отправляет ей в тюрьму. Ханна, сопоставляя записи с текстом, учится читать. После 18 лет заключения суд освобождает её. Михаэль единственный знакомый ей человек. За неделю до её освобождения они видятся в тюрьме. Ханну волнует его отношение к ней, а Михаэля — её раскаяние в преступлении против человечества. За день до выхода на свободу Ханна вешается в камере, оставив заработанные в заключении деньги бывшей узнице Освенцима.

Награды

-Prix Laure Bataillon (для переводной литературы) (1997)

-Литературная премия журнала Die Welt (1999)

-Evangelischer Buchpreis (2000)

-Eeva-Joenpelto-Preis, Финляндия (2001)

-14-е место в списке лучших книг ZDF-Lieblingsbücher 2004

Ссылка на основную публикацию