Анализ произведения Дети солнца Горького

Максим Горький: вокруг «Детей солнца». Часть 7 (Горький Максим)

Андреев и сам, очевидно, ощущал социальную уязвимость центрального конфликта, не дававшего ответа на вопрос – во имя какой цели принесена столь значительная жертва. И он вводит в пьесу дополнительную коллизию, которую строит на противоречиях внутри семьи Верховцева. Обитатели дома разделены на два лагеря по отношению к его позиции невмешательства: одни его поддерживают, другие порицают, призывая принять участие в общественной жизни. Происходит борьба мнений. Отвечая на упрёки, Верховцев ссылается на трагический исход жизненной судьбы его великих предшественников – Галилея и Дж.

Бруно: «Если говорить о мученичестве, так путь к звёздам также орошён кровью» (л. 36). Финал пьесы как бы иллюстрировал правоту его слов, как и его жизненной позиции: учёный погибал, оставаясь верным своему делу.

Эта дополнительная коллизия становится во второй редакции центральной драматургической коллизией пьесы. Андреев полностью убрал при переработке конфликт, который был главным, – столкновение толпы с учёным-астрономом, убрал толпу из пьесы вообще. В окончательной редакции гибнет уже не астроном, а его сын-революционер, который во время восстания попал в руки правительственных войск, был заточен в тюрьму, и, не выдержав издевательств, потерял рассудок. Но всё это происходит за сценой, о судьбе Николая (так зовут сына Верховцева, теперь уже Терновского) мы узнаём только из разговоров действующих лиц.

В пьесе уже нет внешнего конфликта, нет открытых столкновений враждующих лагерей. Революционная борьба вынесена за сцену, на сцене же происходит усиленное обсуждение революции, и в зависимости от отношения к ней действующие лица разбиваются на группы. Внутренним, скрытым центром пьесы, вокруг которого вращаются разговоры действующих лиц, оказывается отец и сын Терновские, один – учёный-астроном, другой – революционер. Каждый из них символизирует определённый путь обновления жизни, причём Андреев подчёркивает родство этих двух путей – революционного пути и пути науки. Они не имеют преимуществ один перед другим, путь людей науки столь же нужен людям, столь же чреват опасностями и усеян жертвами, как и революционная борьба. Оба эти пути ведут к одной цели – обновлению человечества. Фраза Терновского – «путь к звёздам всегда орошён кровью» – становится лейтмотивом окончательной редакции пьесы. У «детей солнца» и у «детей земли» одна цель – «к звёздам», но идут они к ней разными дорогами. В пьесу вводится новый персонаж – сознательный революционер Трейч, который открыто высказывает своё одобрение словами и позиции Терновского. Между ними сразу же устанавливается взаимопонимание. Андреев всячески подчёркивает свои симпатии к Терновскому и своё оправдание его взглядов. Нарочи неделикатными, плакатно-прямолинейными делает он его противников – Верховцева, Анну. Не менее отровенен он в выражении своих симпатий к другой группе революционеров – Николаю, Трейчу, Марусе и примыкающему к ним впоследствии помощнику Терновского Лунцу. Эти две группы символизируют различное отношение к Терновскому со стороны активных борцов с социальной несправедливостью. Если Верховцев пренебрежительно называет Терновского «звездочётом» и старается всяческого его унизить, то Трейч как раз в продолжении слов Терновского, в которых прославляется сила человеческого разума, произносит свой известный и вызвавший при постановке драмы в 1906 году рукоплескания монолог, прославляющий вечное и неостановимое стремление вперёд: «Надо идти вперёд… Если встретится гора – её надо срыть. Если встретиться пропасть – её надо перелететь. Если нет крыльев – их надо сделать!». В сущности, это утверждение того же лозунга «per aspera ad astra» («через трудности – к звёздам»), который лежит в основе жизненной программы Терновского: он специально указывает на латинскую надпись на фронтоне обсерватории: «Hinc itur ad astra» («Отсюда идут к звёздам»). Две равноправные силы действуют в пьесе Андреева – научный поиск и революционная борьба. И там, и тут человек приносит себя в жертву, и там, и тут им руководят высокие соображения. Общим хором, в котором сливаются голоса всех обитателей обсерватории, звучит в пьесе гимн солнцу – символу веры в разумное и светлое начало жизни: «Слава могучему солнцу! Солнце – властитель земли!»

В такой постановке проблемы Андреев и находит себя. Его угнетали противоречия действительности, он видел их не хуже других и мучительно искал объяснения им, искал выхода из них. Но он не хотел искать его только в сфере социальных отношений. Один лишь социальный подход казался ему недостаточным для объяснения человека как личности. И Андреев каждый раз переводил разговор в план этический, общечеловеческий, и с этой-то общечеловеческой точки зрения он и решал конкретные социальные вопросы. Решение это оказалось всякий раз неполным, оно не столько объясняло противоречия действительной жизни и истории, сколько примиряло их, хотя и с высоты отвлечённого этического идеала. Идеал этот нёс в себе зёрна значительного общественного содержания, и поэтому он волновал зрителя (или читателя), притягивал к себе внимание. В наглядной форме он был выражен и в пьесе «К звёздам», что и обеспечило ей успех при постановке её в 1906 году в Австрии (в России постановка пьесы была запрещена цензурой).

Горькому пьеса Андреева не понравилась ни в первой, ни во второй редакции. Трудно сказать, что именно его не удовлетворило (воспоминания В. Тройнова, в которых содержится объяснение, малодостоверны). Возможно, Горького не удовлетворяла известная отвлечённость самой проблематики пьесы, в которой он хотел бы видеть больше из действительной жизни. Во всяком случае, своих «Детей солнца» Горький писал в ином ключе.

Впоследствии Горький воспоминал: «Тревожное ощущение духовной оторванности интеллигенции – как разумного начала – от народной стихии всю жизнь более или менее настойчиво преследовало меня. .. Постепенно это ощущение перерождалось в предчувствие катастрофы. В 1905 году, сидя в Петропавловской крепости, я пытался разработать эту же тему в неудачной пьесе «Дети солнца». Если разрыв воли и разума является тяжкой драмой жизни индивидуума, – в жизни народа этот разрыв – трагедия».

В пьесе Горького проблема «детей солнца» получает новое решение, которое, однако, находилось в прямой связи со всей её предшествующей эволюцией в русской литературе. Она прочно становится проблемой интеллигенции и народа, и решается теперь путём столкновения реальных характеров-типов, каждый из которых занимает определённое место в сложной (даже, может быть, излишне усложнённой) драматургической системе пьесы.

Со стороны изображённых в ней событий она никак не связана с тем, что происходило в момент её создания в России (на что уже указывалось исследователями Горького). Холерный бунт в финале пьесы никак на воспроизведение революционных событий претендовать не может.

В пьесе имеется другая особенность, которая и говорит о ней, как о произведении, рождённом эпохой революции; это её внутренняя напряжённость, обострённость ситуации, в которой оказались два враждебных стана – народ и интеллигенция. Она-то и явилась отражением глубокого неблагополучия, царящего в русском обществе, в жизни России вообще. В создании именно такой атмосферы и видел Горький, по всей видимости, свою задачу. Он не претендовал пока ещё на большее. События 9 января потрясли его, но их надо было осмыслить. Осмысление пришло не сразу – понимание рождалось вместе с развитием революционного движения. Но вот царящая в обществе напряжённость, явившаяся отдалённым предвестием будущего взрыва, ощущалась Горьким задолго до 9 января, и ощущение это, как он сам говорит, постепенно «перерождалось в предчувствие катастрофы».

Это предчувствие и оказалось лежащим в основе психологической коллизии драмы. Горький уничтожает здесь всякое деление людей на «детей солнца» и «детей земли», деление, идущее от Бальмонта, от его сборника «Будем как Солнце». Он резко разрушает сложившуюся традицию, утверждая природную ценность человека, его способность к творчеству , силу его мысли – независимо от принадлежности его к тому или иному социальному слою. Интеллигенция для него – разум народа, то, что обычно подразумевают под народом – его воля. Разрыв между «разумом» и «волей» в жизни народа – трагедия. Вряд ли правы исследователи, считающие, что Горький употреблял термин «дети солнца» только применительно к интеллигенции, и отыскивающие, согласно этому, в заглавии пьесы один лишь сатирический подтекст. В общем, исходом значении понятие «дети солнца» в употреблении Горького перекликается с его же .

Мифологема «Солнце» в пьесе М. Горького «Дети солнца» Текст научной статьи по специальности « Языкознание и литературоведение»

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Козлова Ю.А.

В основе статьи рассмотрение функционирования мифологемы «Солнце» в пьесе М. Горького «Дети солнца». Устанавливается, что культурно-символический образ солнца играет значительную роль в драматургии Максима Горького. Писатель активно использует мифологему «Солнце», подчеркивает, заставляет нас обратить на нее внимание. Образ солнца организует хронотопическую систему, взаимодействует со звериным мотивом, выстраивает вертикальное распределение персоналий, ярче «прорисовывает» систему образов, помогает понять и проанализировать пьесу Максима Горького совершенно на новом уровне.

Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению , автор научной работы — Козлова Ю.А.

MYTHOLOGEME «SUN» IN M. GORKY’S PLAY «CHILDREN OF THE SUN»

At the core of the article is the review of functioning of mythologeme «the Sun» in the play by M. Gorky «Children of the Sun». It is established that cultural and symbolic image of the sun plays a significant role in the drama of Maxim Gorky. Writer actively uses the mythologeme of the «sun», stresses, forces us to pay attention to it. The image of the sun organizes chronotopic system, interacts with the animal motive, organizes vertical distribution of personalities, brighter «draws» the system of images, helps us to understand and analyze a play by Maxim Gorky on a completely new level.

Текст научной работы на тему «Мифологема «Солнце» в пьесе М. Горького «Дети солнца»»

МИФОЛОГЕМА «СОЛНЦЕ» В ПЬЕСЕ М. ГОРЬКОГО «ДЕТИ СОЛНЦА»

В основе статьи — рассмотрение функционирования мифологемы «Солнце» в пьесе М. Горького «Дети солнца». Устанавливается, что культурно-символический образ солнца играет значительную роль в драматургии Максима Горького. Писатель активно использует мифологему «Солнце», подчеркивает, заставляет нас обратить на нее внимание. Образ солнца организует хронотопическую систему, взаимодействует со звериным мотивом, выстраивает вертикальное распределение персоналий, ярче «прорисовывает» систему образов, помогает понять и проанализировать пьесу Максима Горького совершенно на новом уровне.

Ключевые слова: мифологема, символ, культурно-символический образ, архетип, солярная символика.

Мифопоэтический анализ помогает раскрыть сложные онтологические смыслы, которые оказываются неочевидными при других методах рассмотрения художественного произведения. Именно поэтому нам показалось важным обнаружить некоторые смыслопорождающие образы в драматургии М. Горького. Одним из «любимых» архетипов художественного сознания рубежа Х1Х—ХХ вв. был архетип солнца. Солярную символику в своих произведениях использовали многие поэты Серебряного века: например, К. Бальмонта в его сборнике стихотворений «Будем как Солнце», А. Белый в «Солнце», «Светлая смерть», «Солнца контур старинный», «Золотое руно», М.И. Цветаева «Солнце вечера — добрее», «На солнце, на ветер, на вольный простор», «Оба луча», Д.С. Мережковский «Солнце мексиканское предание» и другие. «Солнечную» образность можно встретить и в драматургии рубежа веков: В. Брюсов «Земля», Г. Гауптман «Потонувший колокол» и «Перед заходом солнца», Г. Ибсен «Строитель Сольнес».

Мифологемой «солнце» было буквально насыщено все творчество Максима Горького. Уже в ранних романтических рассказах, таких как «Старуха Изергиль», «Макар Чудра» и др., появляются «солнечные» герои, мотивы и идеи. Уже в горьковской прозе солнечная символика способствует созданию вертикального образа мира, стремлению к космизации, гармонизации мира, осознать себя «детьми солнца», делателями новой жизни. Эти смыслы возникают в искусстве начала ХХ века не без влияния книги немецкого астронома Германа Клейна «Астрономические вечера», очень популярной в свое время. В ней астроном почти обожествлял солнце, и его пантеизм оказался очень близок как самому Горькому, так и другим художникам порубежного времени [2, с. 176].

* © Козлова Ю.А., 2017

Козлова Юлия Анатольевна (malina393765299@yandex.ru), кафедра журналистики, Самарский государственный социально-педагогический университет, 443099, Российская Федерация, г. Самара, ул. М. Горького, 65/67.

Начиная с пьесы «Мещане» 1901 года образ солнца в драматургии Горького принимает новое сакральное значение, или, если сказать по-другому, мифологизируется. В четвертом действии Тетерев рассказытает о себе как о бродяге:

Солнца, счастья шел искать. Наг и бос вернулся вспять, И белье и упованья Истаскал в своем скитанье [1, с. 83].

Здесь солнце выступает как ориентир пути и движения. Идти навстречу солнцу — значит прокладывать путь к счастью.

В пьесе «На дне», перед смыслообразующей кульминацией 4-го действия, упоминается о солнце в известной тюремной песне: «Вечер, заходит солнце. ». Важно, что и в пьесе «Дачники» есть упоминание о солярной символике — все четыре действия происходят на заходе солнца. В пьесе 1910-х годов «Чудаки» главный герой, писатель Мастаков, тоже в какой-то степени констатирует свою принадлежность к «детям солнца», в частности, он говорит о солнцепоклонстве как способе преодолеть страх смерти: «Знаете ли вы, что солнце каждый день новое? Вы читали что-нибудь о Хорсе, боге солнца, и дочерях его хорсалках. » [1, с. 136].

Конечно, наиболее полное воплощение этот образ находит в пьесе «Дети солнца». М. Горький пишет «Детей солнца» в Петропавловской крепости в 1905 году во время ареста за участие в протестах против событий «кровавого воскресенья». Горький изображает картину разобщенности русского общества, разорванности его на мир культуры и мир дикости. Общества, в котором одни стремятся к гармонизации мира, его космизации, стремятся к солнцу, другие, народная стихия, этого стремления не поддерживают.

Для дальнейшего анализа важно отметить распределение в пьесе действующих лиц по системе верх / низ. Верх, или собственно «дети солнца» — Павел Федорович Протасов — ученый-химик; Елена Николаевна — его жена; Дмитрий Сергеевич Вагин — индивидуалист и художник. Низ составляют люди, находящиеся за пределами дома Протасовых: это рассудительный скептик и ветеринар Чепурной; его сестра Мелания; Назар Авдеевич — хозяин дома, в котором живут Протасовы; сыш Назара Авдеевича, Егор — слесарь; Фима и Луша — горничные и т. д. Промежуточное положение между верхом и низом занимает сестра Протасова Лиза. На протяжении развития сюжета острее всего ощущение трагизма, предстоящей катастрофы нарастает именно у нее. Вот лишь несколько ее выгсказытаний:

Лиза (тревожно, болезненно). Вы все — слепые! Откройте глаза; то, чем живете вы, ваши мысли, ваши чувства, они — как цветы в лесу, полном сумрака и гниения. полном ужаса. Вас мало, вы незаметны на земле. [1, с. 324]

Лиза (вскакивая). Павел, это хорошо!Дети солнца. Ведь и я. Ведь и я? Скорее, Павел, да? И я тоже?

Протасов. Да, да!И ты. все люди! Ну, да, конечно!

Лиза. Да? О, это хорошо. Я не могу сказать. как это хорошо! Дети солнца. да? Но — у меня расколота душа, разорвана душа. вот, послушайте! (Читает, сначала с закрытыми глазами.) [1, с. 326]

. Но — знаю я темные норы, Живут в них слепые кроты; Красивые мысли им чужды, И солнцу душа их не рада, Гнетут их тяжелые нужды,

Любви и вниманья им надо!

Они между мною и вами

Стоят молчаливой стеною.

Скажите — какими словами

Могу я увлечь их за мною? [1, с. 326]

О промежуточном положении Лизы между «верхом» и «низом» говорит ее фраза: «Они между мною и вами». Она не понимает, почему одни купаются в свете своего солнца, но не несут его другим. Романтические призывы брата ее уже не удовлетворяют, а надвигающееся ощущение фатальности будущего и реальное самоубийство Чепурнова приводят к тому, что в финальной сцене Лиза и вовсе сходит с ума.

Лиза и Протасов образуют пару связанных и вместе с тем противопоставленных друг другу культурных героев, таким образом, идет речь о наиболее архаичной форме солярных мифов, представленных близнечными мифами, т. е. солнцем и луной. Важно, что Протасов нередко произносит фразу: «Мы, дети солнца».

Протасов. Мы — дети солнца! Это оно горит в нашей крови, это оно рождает гордые, огненные мысли, освещая мрак наших недоумений, оно — океан энергии, красоты и опьяняющей душу радости! [1, с. 326]

В солярной символике у солнца — у хозяина света и тени — обычно есть помощники, чаще всего дети, которые зажигают свет. Такими детьми солнца, как мы сказали выше, являются Елена, Вагин и Протасов. На светлость и возвышенность Протасова указывает и Мелания.

Мелания. Радость вы моя, какой он светлый. чудный какой! [1, с. 306]

Мелания (искренно). Как бы я хотела сделать что-нибудь для вас, если бы вы знали!Я так восхищаюсь вами. вы такой неземной, такой возвышенный. [1, с. 295]

Разговоры о «светлых», «солнечных» началах достигают кульминации во втором действии, в диалогах между «детьми солнца».

Елена. Красивое — редко, но когда оно истинно красиво, оно согревает мне душу, как солнце, вдруг осиявшее пасмурный день. [1, с. 318]

Елена. Нужно, чтоб в искусстве отражалось вечное стремление человека в даль, к высоте. Когда это стремление есть в художнике и когда он верует в солнечную силу красоты, его картина, книга, его соната — будут мне понятны. [1, с. 319]

Вагин. Да, к источнику жизни. Там, вдали, среди туч, яркое, как солнце, лицо женщины.

Протасов. Не нужно бури, господа!Или — нет! — пусть будет буря, но впереди, на пути корабля, горит солнце! Ты назови свою картину «К солнцу!», источнику жизни! [1, с. 321]

Протасов, Елена и Вагин стремятся к гармонии как внутри себя, так и внешне, отсюда и стремление к высоте, дали, солнцу, т. к. в пантеистических представлениях о солнце оно организует вокруг себя некий универсум, гармонию. Концепт солнца имеет много значений, нам же интересен мифосимволический логос. Говоря о мифологеме «солнце», важно отметить, что у разных народов есть свои солярные мифы и свое представление о солнце, но одно остается практически неизменным, что люди всегда ощущали свою зависимость и связь с солнцем, они угадывали, что судьбы земли тесно связаны с судьбами солнца. Поэтому нет ничего удивительного, что издревле человек признавал источник света, тепла и жизни своим главным богом и представлял его в антропоморфических и зооморфических образах.

Образу солнца в пьесе противостоит образ зверства, оба образа находятся в полном взаимодействии и взаимодополнении, помогают раскрыгть сложившуюся систему персонажей. Зверство в основном реализуется в репликах обитателей «низа», т. е. тех, кто находится за пределами барского дома. В словесном сюжете пьесы особое место занимают разговоры о человеке и звере, а точнее, о противопоставлении человека зверю. Такие люди-звери непонятны «детям солнца», они затрудняют движение. Показателен в этом плане монолог между Протасовым, обитателем «верха», и Егором, обитателем «низа».

Протасов. Вы понимаете? Так зачем же вы деретесь? Это зверство, Егор. это надо оставить вам. Вы — человек, вы разумное существо, вы самое яркое, самое прекрасное явление на земле.

Егор (усмехаясь). Я?

Егор. Барин!А вы бы спросили сначала, за что я ее бью?

Протасов. Но — поймите: бить нельзя! Человек человека не должен, не может бить. это же так ясно, Егор!

Егор (с усмешкой). А меня били. и очень даже много. Если же про жену сказать. может, она не человек, а — черт. [1, с. 291]

Протасов намекает на великое предназначение человека в этом мире, говорит о его уникальности, яркости. Егор же, «находясь на земле», сомневается в том, человек ли он, человек ли его жена.

Сам Чепурной, являясь обитателем низа и, что немаловажно, ветеринаром по профессии, говорит о человеке, как о ненужной, неприятной и бесполезной вещи.

Чепурной. Разве вы не говорите, что люди — звери, что они грубы, грязны и вы боитесь их? Я тоже знаю это и верю вам. А когда вы говорите — надо любить людей, я не верю.

Чепурной. Может быть. Но я понимаю, что любить можно полезное или приятное: свинью, потому что она ветчину и сало дает, музыку, рака, картину. А человек — он же бесполезен и неприятен. [1, с. 304]

Также важно отметить, как Елена, будучи одной из «детей солнца» функционирует между этими мирами: миром людей, «детей солнца», и миром зверства, «детей земли».

Несмотря на то что Елена является обитателем верха, ее можно считать и своеобразным медиатором, который легко совершает перемещения с «верха» в «низ». Вспомним момент, когда она идет помогать жене Егора, показательны и ее возражения Вагину о цели искусства для людей. Интересным остается и тот факт, что само имя Елена соотносится с понятиями «солнечный луч» и «солнечный свет». Елена, спускаясь в «низ», приносит с собой солнечный свет, а использование света / огня в жизни — самый наглядный и универсальный признак выщеления человека из животного царства.

Образ «солнца» по праву можно назвать наиболее встречающимся символом во всей мировой культуре человечества, будь то литература, изобразительное искусство, декоративно-прикладное, музыкальное, театральное, его можно встретить даже в архитектуре. В древней мифологии архетип «солнце» связан в первую очередь с домашним очагом, уютом, является символом жизни и тепла. Различные религии, философские школы придавали иную интерпретацию этому символу — как способности и к очищению и перерождению. По-другому воспринимали эту мифологему символисты, для которыгх «рубежное» настроение, чувство свершения чего-то нового бышо связано с космизмом, стремлением к универсальности и гармонизации мира.

Культурно-символический смысл образа солнца играет значительную роль в драматургии Максима Горького. Этот образ организует хронотопическую систему пьесы таким образом, чтобы дать возможность героям преодолеть экзистенциальный конфликт, устремиться к идеалу, к духовному прорыву. Взаимодействуя с образом зверства, образ солнца в конце концов обнаруживает разрушение романтических иллюзий раннего Горького.

1. Горький М. Пьесы «Мещане», «На дне», «Дети солнца» // Горький М. Собр. соч.: 30 т. Т. 6. М., 1950.

2. Журчева О.В. Автор в драме: формы выражения авторского сознания в русской драме XX века. Самара: Изд-во СПГУ, 2007.

1. Gorky M. P’esy «Meshchane», «Na dne», «Deti solntsa» [Plays «The Philistines», «The Lower Depths», «Children of the Sun»]. In: Gorky M. [Collected works: 30 Vols. Vol. 6]. M., 1950 [in Russian].

2. Zhurcheva O.V. Avtor v drame: formy vyrazheniia avtorskogo soznaniia v russkoi drame XX veka [The author in the drama: forms of expression of author’s consciousness in the Russian drama of the XX century]. Samara: Izd-vo SPGU, 2007 [in Russian].

MYTHOLOGEME «SUN» IN M. GORKY’S PLAY «CHILDREN OF THE SUN»

At the core of the article is the review of functioning of mytho-logeme «the Sun» in the play by M. Gorky «Children of the Sun». It is established that cultural and symbolic image of the sun plays a significant role in the drama of Maxim Gorky. Writer actively uses the mythologeme of the «sun», stresses, forces us to pay attention to it. The image of the sun organizes chronotopic system, interacts with the animal motive, organizes vertical distribution of personalities, brighter «draws» the system of images, helps us to understand and analyze a play by Maxim Gorky on a completely new level.

Key words: mythologeme, symbol, cultural and symbolic image, archetype, solar symbolism.

Статья поступила в редакцию 14/XII/2016. The article received 14/XII/2016.

Язык. Культура. Коммуникации

г. Челябинск, ЮУрГУ

ЖАНРОВО-СТИЛИСТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПЬЕСЫ М. ГОРЬКОГО «ДЕТИ СОЛНЦА»

AN ANALYSIS OF GENRE AND STYLE OF THE PLAY BY MAXIM GORKY «CHILDREN OF THE SUN»

Аннотация: В статье дается жанровая характеристика пьесы Максима Горького «Дети Солнца», уделяется внимание основным носителям жанра, рассматриваются стилистические приемы, использованные автором произведения, и их роль в художественном замысле.

Ключевые слова: носители жанра; пьеса-диспут; дискуссии о человеке; драматическое противостояние; образность.

Abstract: The article presents a genre characteristic of the play by Maxim Gorky «Children of the sun», pays attention to the main holders play genre, considered stylistic devices used by the author and their role in the artistic conception.

Keywords: holders of the genre; play-dispute; discussion about human; dramatic confrontation; imagery.

Творчество Максима Горького невозможно переоценить. В его рассказах, романах, повестях ярко описывается жизнь простых людей, которые неустанно ведут борьбу за место под солнцем. Его пьесы пропитаны трагизмом, протестом против социальных порядков и страстным призывом к справедливой и свободной жизни.

На протяжении всей своей творческой жизни Горький обращался к теме «человека». В своих произведениях он переосмыслял облик человека, его положение в мире. Пьеса «Дети Солнца» — яркий этому пример. Она была написана в 1905 году, в канун первой русской революции. В этой пьесе Горький не просто предсказывал грядущую бурю, он ясно осознавал неизбежность катастрофы.

Пьеса имеет символичный заголовок «Дети солнца». «Детьми Солнца» называют себя и Павел Протасов, яростный алхимик, верующий, что будущее за наукой, и его сестра Лиза, которая испытывает страх перед будущим, стремится объяснить всем жителям дома, что грядут неизбежные чудовищные перемены. Однако, как писал сам Горький, «Дети Солнца» — это не осуждение интеллигенции, не ирония, и уж, конечно, не сатира. Это скорее предупреждение о возможности катастрофы. Ведь главным конфликтом в пьесе является разрыв между интеллигенцией и простым народом, который, достигая масштаба пропасти, становится катастрофой для человечества.

Этот разрыв мы можем видеть буквально с первых страниц пьесы, в разговоре Протасова с дворником. Здесь мы видим интеллигентность главного героя, а также его неумение строить свою речь в соответствии с ситуацией. Также дистанция между интеллигенцией и народом подчеркивается одним из самых ярких маркеров горьковского стиля — афористичностью. Так, в данной пьесе афористичность играет важную роль, делит основные противостоящие группы героев. С одной стороны, простой народ, которому присущи афоризмы, выражающие народную мудрость, а также пословицы и поговорки. С другой стороны, интеллигенция, которая часто обращается к афоризмам философского содержания.

Линию разрыва мы можем наблюдать не только по отношению «интеллигенция — простой народ», но также в плане личных человеческих отношений. Так, например, Павел Протасов не только оторван от народа, он в принципе замкнут в самом себе. Поэтому и возникает его конфликт в отношениях с женой. Он настолько увлечен своими опытами и работой, что не замечает окружающих его людей. Отсюда и возникают то комические, то драматические ситуации его столкновений с окружающими, он часто не понимает, что происходит вокруг: в ответ на признание в любви Мелании он просит у нее свежих яиц для опытов; когда нянька Антоновна обращается к нему с просьбой помочь слесарю Егору разобраться в семейной драме, он не понимает, почему он должен вмешиваться в чужие отношения; когда предприниматели Выгрузовы в буквальном смысле пытаются купить его знания, он думает, что они заботятся о его благосостоянии.

Всем без исключения героям пьесы свойственно желание найти в другом участие и поддержку, уважение и понимание. Такое стремление дает главное идейно-тематическое наполнение всем линиям пьесы, прямо или косвенно связанным с Протасовым. Стремясь утвердиться в своем человеческом звании, герои пьесы надеются подняться на следующую ступеньку человечности с помощью другого, через его уважение и через его участие. Так, например, Мелании Протасов нужен только лишь потому, что она видит в нем «святого человека», «такого неземного», такого «возвышенного», и надеется рядом с ним очиститься и начать новую жизнь. Жена Протасова Елена, испытывая недостаток внимания со стороны мужа, ищет поддержки и опоры у художника Вагина. Для Егора, который живет в вечной обиде, работа у Протасова, «человека особенного», — также возможность почувствовать себя человеком. Для Чепурного любовь к Лизе, возможность бывать у Протасовых — тоже попытка некоего возрождения.

Единственным «живым» персонажем, пытающимся разобраться во всем, является Лиза. Она единственная чувствует пропасть, отделяющую ее окружение от простого народа, который живет в нищете и невежестве. Она стремится объяснить, что миллионы людей озлобленны, и эта злоба скоро прорвется наружу. Но никто не воспринимает ее слова всерьез, все только лечат.

Нянька Антоновна занимает особое место в композиции произведения. Ведь она измеряет все самыми традиционными, восходящими еще к крепостническим временам понятиями. Поэтому она не понимает ничего ни в отношениях между Чепурным и Лизой, ни в семейной драме Елены и Павла Протасовых, ни в отношениях Егора со своей женой. Не понимает она и самого Протасова: «Ишь пачкун, — обращается она к Протасову, — генеральский сын тоже. а занимается неизвестно чем, только одни неприятные запахи пускаешь. ». Таким образом, здесь ярче всего проявляется общая проблематика пьесы: драматическое противостояние людей разного уровня сознания и невозможность преодолеть эту рознь. Линия Антоновны возникает в каждом из четырех актов, все отчетливее демонстрируя растущее взаимное непонимание между старухой и новой жизнью.

В пьесе «Дети солнца» нет «человека со стороны». В отличие от пьесы «На дне», здесь нет Луки, который бы обострил существующую конфликтную ситуацию. И это естественно: сложившийся конфликт не под силу изменить одному человеку. Вот почему роль такого катализатора в конфликте играет холера. Это стихия, эпидемия, которая обостряет отношения интеллигенции и народа и в конечном счете приводит к катастрофе.

Пьеса М. Горького «Дети Солнца» очень близка к чеховской драматургии. Ей также присущи многолинейная композиция, сложное философское миросозерцание, многогранное изображение героев и, как следствие, невозможность разделить персонажей на добрых и злых. Однако Горький в своей пьесе по-своему переосмысливает облик человека, его место в мире. Это уже не совсем «чеховские» герои. Герои горьковской пьесы полны энергии, мыслей. Они стараются приблизить то время, «. когда из всех людей возникнет в жизни величественный и стройный организм — человечество». Если чеховские герои лишь мучаются вопросом, зачем они живут, в чем смысл их существования, то горьковские «дети солнца» нисколько не сомневаются в своей миссии — работать во имя будущего. Работа для героев — естественный образ жизни.

Вся серия сюжетов, о которых говорилось выше, соединяется с непременной для драматургии Горького дискуссией о человеке и его возможностях, о месте в современном мире, науке и искусстве. Главными оппонентами этого диспута являются Павел Протасов и Лиза, остальные жители и гости дома также участвуют в споре. Тема диспута — человек. Как и в ранних произведениях Горького, слово «человек» проходит сквозь все реплики героев. Кроме того, мелькает тема человека и животных, что также характерно для ранних произведений Горького. Однако в данной пьесе сравнение человека с животным говорит нам о том, что человек еще далек от совершенства, от той роли, которая предназначена ему природой. В отдельных поступках человек уподобляется зверю, а иногда и превосходит его в жёсткости и грубости.

Как и чеховские пьесы, пьеса Горького лишь ставит вопрос, но не решает его, конфликт в пьесе не разрешается. Финал пьесы трагичен. От безысходности гибнет Чепурной, сходит с ума Лиза, чуть не погибают Егор и Протасов, бушует холера. Такой финал — отрицание чересчур утопических исторических концепций. Драматическое противостояние «детей солнца» (интеллигенции) с «детьми земли» (простым народом) одинаково губительно для обеих групп. Образ солнца приобретает зловещие черты, а его дети видятся не ускорителями прогресса, а обреченными на одиночество в пустыне мертвой действительности.

Библиографический список

1. Михайловский, Б. В. Драматургия М. Горького эпохи первой русской революции / Б. В. Михайловский. — изд., доп. — М. : Искусство, 1955. — С.

2. Муратова, К. Д. Максим Горький и Леонид Андреев / К. Д. Муратова // Литературное наследство ; под ред. И. И. Анисимова. — 1965. — Т. 72. — С.

3. Цесницкий, В. А. А. М. Горький. Очерки жизни и творчества / В. А. Цесницкий. — М., 1959. — С.

4. Михайловский, Б. В. Творчество М. Горького и мировая литература / Б. В. Михайловский. — М., 1965. — С.

5. Юзовский, Ю. Максим Горький и его драматургия / Ю. Юзовский. — М., 1959. — С.

Анализ произведения Дети солнца Горького

“Дети солнца”

В эти дни Станиславский не мог не принимать близко к сердцу все то, что делалось в стране, и потому испытывал острую потребность “отозваться на общественные настроения”. Но его гражданская и художественная позиция все-таки существенно расходилась с позицией Горького. Это не замедлило сказаться в работе над новой горьковской пьесой.

Над партитурой “Детей солнца” Станиславский вел работу параллельно с “Драмой жизни” К. Гамсуна. Тематически и идейно эти постановки оказываются для него тесно связанными. Дело в том, что и на горьковском и на гамсуновском материале Станиславский вновь прикоснулся к дорогой ему “штокмановской” теме своего творчества. Протасов и Карено возникли перед ним как разные вариации одной и той же благородной, интеллигентной, одухотворенной личности, черты которой, близкие самому Станиславскому, проступали раньше и в его Штокмане, и в Астрове, и в Вершинине. Теперь одиночество Штокмана (которое было “одиночеством Станиславского * “) разрывается жизнью, стихией народного восстания.

* ( “. Одиночество Штокмана было одиночеством Станиславского. В то время он был одинок в искусстве. Он мало видел сочувствия и поддержки и много издевательств, но он не уступал и смело, как доктор Штокман, ломал старые театральные устои, боролся с театральными штампами”. Из воспоминаний Л. М. Леонидова. – В сб. “О Станиславском”. М., ВТО, 1948, стр. 272.)

Так предстает перед Станиславским мучительная для всех современных ему художников проблема интеллигенции и народа, интеллигенции и революции. И поворачивается как проблема глубоко личная. Горький не случайно написал “Детей солнца” вскоре после “Дачников”, отвергнутых Художественным театром. “Дети солнца” в какой-то мере отражают внутренний спор писателя с театром, и можно предположить, что образ Протасова рождался у Горького под некоторым влиянием личности Станиславского. Мотивы пьесы были автобиографичны для режиссера не менее, а, может быть, даже более, чем для писателя. И не случайно так остро и по-разному каждый из них чувствовал и решал центральную ее проблематику.

Известно, что еще в 1903 году Горький задумал написать вместе с Л. Андреевым пьесу под названием “Астроном” о “человеке, живущем жизнью всей вселенной среди нищенски серой обыденщины. За это, – говорил Горький, – его треснут в 4-м акте телескопом по башке * “. Но из общего замысла родились две противоположные, полемизирующие друг с другом пьесы – “Дети солнца” и “К звездам”. У Горького “тревожное ощущение” разрыва интеллигенции с народом в пору написания пьесы осветилось предчувствием катастрофы. Поэтому он и высмеял прекраснодушного ученого Протасова, обращенного лицом “к солнцу” и не замечающего “тяжелой, нечеловеческой жизни” народа. Л. Андреев, напротив, отстаивал право великого ученого Терновского, устремленного “к звездам”, занятого космическими проблемами, парить над “низменной землей”, презирать “суету” политической злободневности. Он так и не смог треснуть своего астронома “телескопом по башке ** “.

* ( М. Горький. Собр. соч. в 30 томах, т. 28, стр. 292-293.)

** ( См. об этом в кн.: Ю. Юзовский. Максим Горький и его драматургия. М. 1959 стр. 370-373.)

Станиславский тоже не стал осуждать прекраснодушного аполитичного ученого. Хотя ему не чужды были тревоги современности, право такого человека, как Протасов, заниматься “высшими материями”, окружив себя стеклянным колпаком науки, для него не подлежало сомнению. В лучшем случае режиссер мог лишь сочувственно улыбнуться, наблюдая чудачества этого большого ребенка, чистого и трогательного в х;воем донкихотстве. Ведь такой человек не от мира сего, чудак и Дон-Кихот, был ему самому близок. В пьесе Горького он представляется ему пророком, проповедником, почти мессией.

Монолог Протасова о силе науки, открывающей чудесные тайны жизни, о человеке, который “будет владыкой всего”, кажется Станиславскому необычайно важным. “Одно из самых сильных мест в роли, – пишет он в своем режиссерском экземпляре. – Неожиданно вырастает большая и интересная фигура. Теперь и его работы с белком кажутся нужными и важными. Пр[отасов] кажется теперь пророком, взошедшим на кафедру и с высоты ее проповедующим ученикам * “. А восторженные слова Протасова о людях – “детях солнца”, которые “победят темный страх смерти” и познают смысл бытия, вызывают “общий экстаз”.

* ( Здесь и далее цит. Режиссерский экземпляр К. С. Станиславского пьесы М. Горького “Дети солнца” (1905, август – сентябрь). Музей МХАТ, архив К. С., № 30.)

Как видим, Станиславский согласен скорее с Л. Андреевым, чем с Горьким. Впрочем, одно довольно существенное обстоятельство отличает его позицию от позиции автора “К звездам”. Л. Андреев, утверждая принцип невмешательства ученого в политическую жизнь (даже тогда, когда сына бросают в тюрьму), решает эту проблему в умозрительном, абстрактно-теоретическом, философическом плане. Станиславскому сухой рационализм противопоказан. Как всегда, он не может оторваться от той реальной жизни, где идет дождь, а потом проглядывает солнце, хочет услышать, что на кухне рубят котлеты, а с улицы – крик разносчика,, продающего капусту.

Здесь, в этой “провинциальной тишине”, зреют трагические противоречия, по-чеховски поднимающиеся из быта до символа. И Станиславский не обходит их, не смягчает. Напротив, теперь, когда в России началась революция, социальная острота этих противоречий для него отзывается личной болью. Предчувствуя катастрофу, которая грозит интеллигенции за отрыв от народа, Станиславский еще не ощущает справедливости этого “возмездия”, в отличие от Блока и Брюсова, еще не в силах “встретить приветственным гимном” “грядущих гуннов”. Он останавливается,, беспомощный и растерянный, отмахиваясь от катастрофы “носовым платком”.

Трагическое противоречие между “человеком, живущим жизнью всей вселенной”, и “нищенски серой обыденщиной” Станиславский отчетливо и напряженно раскрывает на страницах режиссерского экземпляра. Чтобы заметнее подчеркнуть этот контраст, он погружает всю пьесу в плотный, почти натуралистический быт. Совсем в духе своих прежних постановок он рисует атмосферу вокруг старого “барского дома, попавшего в руки кулака”. Снова возникает исконно чеховский мотив, но в несколько иной тональности.

Резко (гораздо резче, чем в “Трех сестрах” и “Вишневом саде”) противопоставляет режиссер бытовую, грубую, животную жизнь вне дома и печальную, лирически утонченную жизнь там, внутри. Снова перед нами тот разрыв материального и духовного начала, который тревожил ум Станиславского в эти годы. В финале первого акта в полутемной гостиной слышен “тихий сдавленный плач Елены, уткнувшейся в угол дивана”, да беспомощный голос Протасова, ничего вокруг не замечающего, кроме своей пробирки с кислотой. – “Почему она раскислилась?” А в это время “на дворе – гармоника, пьяный голос Егора или Трошина подпевает. Голос Ром[ана] – дико ревет – хохочет, да какая-то баба подтягивает ему и тоже заливается своим диким животным смехом”. Звуки со двора пока еще едва доносятся, но, как бы предвещая будущую сцену холерного бунта, “в окнах передней и зимнего сада вспыхивают летние зарницы”.

Во втором акте “животный” быт вокруг дома разрастается, словно разбухает. Станиславский вводит сюда массу бытовых подробностей, звуков, проходов, сцен, каждую разрабатывая любовно, со вкусом, с охотой. Утренняя готовка и уборка в разгаре: “Утро. Солнце. Время до завтрака. Вдали, в кухне рубят котлеты, готовится обед или завтрак. Роман с мальчишкой моет дрожки с приподнятыми оглоблями”. Выбивают ковры, выколачивают перину, чистят пальто и пр. “У сарая протянута веревка с бельем. У ворот собашник и на цепи живая собака гремит цепью. Сзади во дворе выведена кляча, которую осматривают Чепурной и Назар. [Проходит] кухарка с помоями. у балкона стоит жаровня для варения. Антоновна варит варенье. Проходящие пальцами пробуют варенье”.

Станиславский детально описывает, как слесарничает Егор, плотничает Роман, и словно бы рисует вполне мирную будничную картину. Но если представить, что их “медвежья, топорная работа” послужит контрастным фоном для тихой, “лирической”, “грустной”, “полной значения” сцены Лизы и Чепурного, когда “за каждым словом подразумеваются их затаенные скрытые мысли” и когда “всякое его грубое слово приводит [ее] в отчаяние и волнует”, то замысел режиссера становится ясен. Уже здесь готовится настроение Лизы для взрыва, когда она закричит: “Вы все – слепые. Среди миллионов растет ненависть. Однажды их злоба обрушится на вас. ” И хотя Протасов успокаивает сестру, подбадривая себя и всех высокими речами о “детях солнца”, в комнату вдруг врывается кухарка Авдотья, бегущая от пьяного мужа – “Убивает!” И этот резкий диссонанс как бы подтверждает правоту Лизы. “Авд[отья] истерзанная, – помечает Станиславский. – Вид ужасный – как у зверя”. – “Ты лгал, Павел! – бьется в истерике Лиза. – Ничего не будет. Жизнь полна зверей. “

Так нагнетается взрывчатая атмосфера и готовится финальная, “народная сцена” холерного бунта. Станиславский разрабатывает ее чрезвычайно подробно. Он дает зрителю услышать сначала лишь “отдален[ное] ворчание грома”, которое все приближается, далекие крики и потом “вдруг, дов[ольно] близко, сразу начинаются] крики: “держи”, “ага”, “стой”, “не уйдешь” (это озверевшая толпа преследует доктора как “виновника” холерной заразы. – М. С). Крик доктора: “Помогите”. Резкий и неоднокр[атный] звонок и отчаян[ный] стук о жел[езное] кольцо у калитки. Шаги толпы ближе. Раздаются свистки (в кулаки). Слышны отд[ельные] крики. Бледн[ый] доктор показывается на заборе. Летят камни через забор. Доктор окровавлен, бледен, в изодран [ном] белом докторском халате”.

Затем режиссер детально показывает, как проламывают ворота поленом и кирпичами, бьют стекла, “летят камни, куски дерева, чей-то картуз”, как “шутники” врываются во двор, учиняя глумление над Протасовым (“-Химик! Тоже народ травит!”), а он беспомощно отмахивается от них носовым платком. Сцена, как известно, кончается тем, что жена Протасова Елена стреляет в “бунтовщиков” из револьвера, а дворник Роман методично бьет всех подряд доской по головам. И хотя всюду режиссер именует бунтовщиков “шутниками”, сцена эта звучит у него совсем не шуточно.

По экспозиции Станиславского в августе 1905 года репетиции вели сначала оба режиссера вместе, затем в сентябре работал какое-то время один Немирович-Данченко. На некоторых репетициях присутствовал и Горький. Отдельные детали, предложенные Станиславским, изменялись: Горький возражал против чрезмерного груза бытовых подробностей (против того, например, чтобы Протасов, как предлагал Станиславский, опрыскивал из пульверизатора Елену, побывавшую у холерных больных). Но главное, что было достигнуто на последних репетициях (уже снова с участием Станиславского), – это ярко комедийное звучание сцены “бунта”.

Немирович-Данченко свидетельствует, что на генеральной репетиции эта сцена “шла под сплошной хохот публики * “, т. е. в том ключе, в каком она и была задумана Горьким. Однако на премьере, состоявшейся 24 октября, произошло нечто неожиданное. Напряженная атмосфера всеобщей забастовки в стране, тревожные слухи о том, что черносотенцы собираются на спектакле совершить нападение на “врага отечества” – Горького и на МХТ за его “левизну”, наэлектризовали зрительный зал. И когда в финале на сцену вломилась толпа “шутников”, – их приняли за черносотенцев, прорвавшихся в театр. В зале поднялась паника, занавес пришлось закрыть. Так неожиданно политические события смешались со сценическими, жизнь ворвалась в театр.

* ( М. Рогачевский. Художественный театр в эпоху первой русской революции. – В сб. “Первая русская революция и театр”. М., “Искусство”, 1956, стр. 120)

Конечно, случай был трагикомическим. Тем не менее Немирович-Данченко счел нужным на следующий день после премьеры специально прорепетировать сцену “бунта”, “чтобы смягчить ее * “. Театр не желал ввязываться в “политику”. Случай с “Детьми солнца” лишь подкрепил решение театра уехать теперь – когда реакция перешла в наступление – из России на длительные гастроли за границу.

* ( Из записной тетради Вл. И. Немировича-Данченко. 1905-1906 гг. Цит. по кн.: Л. Фрейдкина. Дни и годы Вл. И. Немировича-Данченко. М., “Искусство”, 1968, стр. 216.)

От роли Протасова, внутренне ему близкой, Станиславский должен был отказаться – слишком занят был постановкой – и жалел об этом. Впрочем, передав роль В. Качалову, он не расстался со своим героем. Он продолжал изучать “протасовскую” тему на другом материале. Сначала параллельно с “Детьми солнца” в течение долгих полутора лет, он увлеченно трудится над “Драмой жизни” К. Гамсуна * , считая и тогда и много лет спустя эту свою работу этапной и новаторской. “Это революция в искусстве, – писал он в июле 1905 года А. М. Горькому, задумывая постановку. – Пусть она не будет принята публикой, но она заставит о себе много говорить и даст театру ощутить новые свои шаги вперед ** “.

* ( Спектакль был показан только 8 февраля 1907 г.)

** ( К. С. Станиславский. Собр. соч., т. 7, стр. 323.)

‘Дети солнца’ (1905 r.), страница из режиссерского экземпляра К. С. Станиславского

Речевая характеристика героев пьесы М. Горького “Дети солнца”

Сценическое, театральное искусство строится на человеке и на слове, причем в комедии и драме слово имеет гораздо более веское и внушительное значение, чем в романе, в повести.
М. Горький
Высказывание Горького, приведенное в эпиграфе, свидетельствует о его отношении к языку драматических произведений. Сравнивая работу писателя над романом и пьесой, горький отмечал, что, “сочиняя роман, писатель пользуется двумя приемами: диалогом и описанием. Драматург пользуется только диалогом.

Он, так сказать, работает голым словом…”.
Действительно, в любом художественном произведении (кроме драматургического) можно встретить портретное описание героев и их характеров, пейзажные зарисовки и различные рассуждения автора на ту или иную тему. В драматургическом произведении нет ничего, кроме реплик персонажей и коротких авторских ремарок. Но ремарки служат только для объяснения читателю или актеру обстановки, поэтому основная смысловая нагрузка произведения заключена в монологах и диалогах персонажей.

Именно из них мы можем составить портрет героев, узнать об их

Протасов взволнованно обращается к Егору, после того как тот его едва не убил: “Вы… ужасно глупы, сударь мой”.
Характерна речь и других персонажей пьесы. Особенно выделяется речь Антоновны, Римы, Меланьи, Тропинина и Назара.
Речь Антоновны полна просторечий: “уделаешь”, “напустишь угару”, “дверь отворю”; простых, но метких сравнений: “Сахар грызет, как репу”, “Самовар выхлебала, совсем как лошадь”.
Меланья, стремясь покорить сердце Протасова, старается понять смысл науки, но из-за своей малограмотности постоянно путается в терминах. “Не понимаю я формулов”, – в отчаянии заявляет она Протасову.
Горничная Рима, мечта которой – выйти замуж за богатого, старается говорить “на господский манер”: “что-с”, “не глупая-с”, “хорошо-с”. “Свистит, как змея”, – говорит о ней Протасов.
Бывший офицер, опустившийся пьяница, Тропинин, пытаясь продемонстрировать свое “благородное” происхождение, изъясняется витиевато, коверкая французские слова: “сапсапогэ”, “ибо счастье превратно…”, “бои вояж”, “до приятного свидания”.
Еще более сложна речь у разбогатевшего купца Назара, который стремится сложностью речи хоть как-то подняться до уровня интеллигенции. “Вот я возымел охоту к расширению русской промышленности… для чего думаю заводик поставить, чтобы пивные бутылки выдувать…”
Литературные критики отмечают, что характерными особенностями языка драматургических произведений Горького являются афористичность, своеобразие метафор, оригинальность пунктуации.
Каким же образом проявляется эта особенность в пьесе “Дети солнца”? Пьеса, выросшая из афоризма, насыщена “крылатыми” словами и выражениями.
Какова же роль афоризмов в пьесах Горького? Афоризмы в пьесе играют двоякую роль. Прежде всего они служат для характеристики персонажей.

Афоризмы расставляют по местам основные противостоящие группы героев: с одной стороны – представители народа, с другой – интеллигенция. Персонажам из народа Антоновне, Егору свойственны афоризмы, выражающие народную мудрость. Например, Егор говорит Протасову: “Бородатому нянька – не указ”, желая подчеркнуть этим, что у Павла должна быть своя точка зрения на взаимоотношения между людьми. Афоризмы Антоновны, человека, прожившего долгую жизнь, нередко принимают форму пословиц, поговорок.

Высказывая свой взгляд на отношение Павла к Елене, она ворчит: “Никакого внимания женщине нет… видно, пошену слопал, чашку об пол”. Ее недовольство молодой прислугой также приобретает форму поговорки: “А теперь все норовят в баре, а повадки – как у твари”.
Наиболее близки к народным афоризмы Чепурного, занимающего особое положение в кругу персонажей пьесы. Безусловно относясь к интеллигенции, Чепурной более тесно связан с народом, часто общается с ним, знает его нрав, ему близка народная речь. Поэтому в его речи афоризмы философского содержания, свойственные интеллигентской среде, переплетаются с житейскими истинами.
В беседах с Лизой он выражает свою философию, основанную как на размышлениях, теории, так и на житейском опыте. Поэтому в его речи афоризм “Люди грубы и жестоки. Это их природа” соседствует с высказываниями: “Мастеровые – они все пьяницы”.
Совсем иначе выглядят афоризмы Протасова, Лизы, Волгина.
Философские афоризмы Лизы образны и поэтичны. “Там,
где пролита кровь, никогда не вырастут цветы… там растет только ненависть”.
В речи Протасова афоризмы, философские по своему содержанию, часто выглядят как отрывки из научных книг. Например: “Только в области разума человек свободен, только тогда он – человек, когда разумен, и если он разумен, он, честен. Добро создано разумом, без сознания – нет добра”.
Отличительной чертой драматургии Горького является также использование слов-лейтмотивов.
В ранних произведениях особенно остро ставилась проблема человека. Эта проблема является центральной и в “Детях солнца”. Поэтому в этой пьесе, как и в других ранних произведениях, лейтмотивом проходит слово “человек”.

Это слово прослеживается в репликах различных персонажей. Оно возникает в речи Протасова, пытающегося образумить Егора: “Человек человека не должен, не может бить”. Тему человека подхватывает Чепурной: “Люди – звери, они грубы и грязны”.

Егор спрашивает Протасова: “Человек я или нет? Почему меня все обижают?” “Прислуга – тоже человек”, – заявляет Фияса.
Елена говорит Ванину: “Человек должен поступать так, чтоб на земле было меньше зла”.
“Я тоже человеком буду!” – восклицает в надежде Меланья.
Гимн человеку звучит в монологе Протасова в конце второго действия: “Наступит время, из нас, людей, из всех людей, возникнет к жизни величественный, стройный организм – человечество!”
Слово “человек” своеобразно перекликается в пьесе с метафорами и сравнениями. “Свистит, как змея”, “Смотрите, какой зверь”, “В глазах ее загорелся хитрый огонек зверя”; “Водорослей захотела, корова”, “Чего же эта лошадь, новая-то горничная, не убирает со стола?”; “Повадки – как у твари”.
В приведенных примерах названия животных служат для образного обозначения каких-то черт характера человека. Сравнение философских афоризмов о человеке с этими метафорами раскрывает, как мне кажется, мысль Горького о том, что человек еще очень далек от совершенства, от той роли, которая предназначена ему природой. В отдельных поступках человек уподобляется зверю, животному, а иногда и превосходит его по жестокости и грубости.

Тема человека и животных вообще характерна для ранних произведений Горького.
Для того чтобы убедиться в этом, достаточно перечитать такие его произведения, как “Песня о Буревестнике”, “Песня о Соколе”, “О Чиже, который лгал, и о Дятле – любителе истины”, в которых птицы и звери действуют, подобно людям. А в рассказе “Челкаш” главный герой постоянно сравнивается то с хищной птицей, то с волком.
Есть и еще одна интересная особенность пьесы. Это – пунктуация. При чтении пьесы сразу же бросается в глаза расстановка тире и очень большое количество многоточий. “Да ты – пригрози… Я, мол, тебе дам”, или “Ну, – будет, старуха!

Елена – дома?”, или “Но – поймите: мне совсем не нужно, чтобы кипело”. И такие необычные фразы можно встретить на каждой странице.
На первый взгляд может показаться, что такая необычная расстановка тире нужна для того, чтобы помочь актеру при исполнении своей роли. Но посмотрим повнимательнее не только на пьесы, но и на другие произведения Горького. В романе “Мать” не менее своеобразная расстановка тире: “Все любят близкое, но – в большом сердце и далекое – близко!” или “Ну, это уж – ничего не поделаешь”.

В чем же все-таки смысл такой расстановки тире?
Мне кажется, что тире служит писателю для того, чтобы разделить фразу на две равные по значению части. Обычно фраза имеет такое строение, когда ударение падает на ее конец, а начало остается безударным. У Горького же, как мне кажется, обе части фразы оказываются благодаря тире под ударением.

Это придает какую-то неуловимую весомость, даже тяжеловесность речи.
Что касается многоточия, то его роль также заключается в том, чтобы разделить фразы на отдельные части. Читая пьесу, мы чувствуем, как персонажи будто обдумывают каждое слово, прежде чем его произнести. За этим угадывается медлительность и обстоятельность волжского характера Горького.
Итак, проанализировав текст пьесы “Дети солнца”, можно прийти к выводу, что ей свойственны те же черты, что и всей драматургии Горького в целом: афористичность, слова-лейтмотивы, меткость образов в метафорах, особенности пунктуации.

КАК ДУМАЮТ И ГОВОРЯТ «ДЕТИ СОЛНЦА» (по пьесе М. Горького «Дети солнца»)

Сравнивая работу писателя над романом и пьесой, Горький отмечал, что, «сочиняя роман, писатель пользуется двумя приемами: диалогом и описанием. Драматург пользуется только диалогом. Он, так сказать, работает голым словом».

И в самом деле, в любом художественном произведении (кроме драматургического) можно встретить портретное описание героев и их характеров, пейзажные зарисовки и различные рассуждения автора на ту или иную тему.

В драматургическом произведении нет ничего, кроме реплик персонажей и коротких авторских ремарок. Но ремарки служат только для объяснения читателю или актеру обстановки, поэтому основная смысловая нагрузка произведения ложится на монологи и диалоги персонажей.

Именно из них мы можем составить портрет героев, узнать об их характерах и поступках, понять отношение автора к своим героям и к событиям, положенным в основу произведения, то есть раскрыть основное идейное содержание пьесы.

Начиная писать, говорил Горький, он видит прежде всего человека, его мысли, его речь. И в подтверждение этого Горький рассказывал о том, как возникла идея написания пьесы «Дети солнца». Эта пьеса была написана под впечатлением высказывания молодого физика Лебедева: «Ключ к тайнам жизни — химия».

Каковы же речевые особенности этой пьесы? Какое звучание получила в пьесе услышанная Горьким фраза? Каким образом речь персонажей раскрывает их характеры и даже создает их портреты?

Горьковская пьеса «Дети солнца» начинается с диалога Протасова и Романа. И уже из первых двух реплик можно составить представление о том, что за люди перед нами.

«Послушай, дворник!» — обращается Протасов к Роману. В этом обращении и в следующей за ним реплике Романа «Чего?» отчетливо проявляется несходство людей, их социальная удаленность друг от друга. Аналогичную картину мы видим и в заключительной сцене. Здесь напряженность действия не соответствует речи Протасова. Протасов взволнованно обращается к Егору, после того как тот его едва не убил: «Вы. ужасно глупы, сударь мой».

Характерна речь и других персонажей пьесы. Особенно выразительны речевые характеристики Антоновны, Риммы, Меланьи, Тропинина и Назара.

Речь Антоновны полна просторечий: «уделаешь», «напустишь угару», «дверь отворю»; простых, но метких сравнений: «Сахар грызет, как репу», «Самовар выхлебала, совсем как лошадь».

Меланья, стремясь покорить сердце Протасова, старается понять смысл науки, но из-за своей малограмотности постоянно путается в терминах. «Не понимаю я формулой», — в отчаянии заявляет она Протасову.

Горничная Римма, мечта которой — выйти замуж за богатого, старается говорить «на господский манер»: «что-с», «не глупая-с», «хорошо-с». «Свистит, как змея», — говорит о ней Протасов.

Бывший офицер, опустившийся пьяница, Тропинин, пытаясь продемонстрировать свое «благородное» происхождение, изъясняется витиевато: «ибо счастье превратно..»., «бон вояж», «до приятного свидания».

Еще более замысловата речь у разбогатевшего купца Назара, который стремится хоть сложностью речи подняться до уровня интеллигенции. «Вот я возымел охоту к расширению русской промышленности. для чего думаю заводик поставить, чтобы пивные бутылки выдувать..».

Литературные критики отмечают, что характерными особенностями языка драматургических произведений Горького являются афористичность, своеобразие метафор, оригинальность пунктуации.

Каким же образом проявляются эти особенности в пьесе «Дети солнца»? Пьеса, выросшая из афоризма, насыщена «крылатыми» словами и выражениями. Афоризмы в пьесе играют двоякую роль. Прежде всего они служат характеристике персонажей. Афоризмы расставляют по местам основные противостоящие группы героев: с одной стороны — представители народа, с другой — интеллигенция.

Персонажам из народа Антоновне, Егору свойственны высказывания, исполненные народной мудрости. Например, Егор говорит Протасову: «Бородатому нянька — не указ», желая подчеркнуть этим, что у Павла должна быть своя точка зрения. Афоризмы Антоновны, человека, прожившего долгую жизнь, нередко принимают форму пословиц, поговорок. Свое недовольство молодой прислугой она высказывает следующим образом: «А теперь все норовят в баре, а повадки — как у твари».

Наиболее близки к народным афоризмы Чепурного, занимающего особое положение в кругу персонажей пьесы. Безусловно, относясь к интеллигенции, Чепурной более тесно связан с народом, часто общается с ним, знает его нрав, ему близка народная речь.

Поэтому в его речи афоризмы философского содержания, свойственные интеллигентской среде, переплетаются с житейскими истинами. В беседах е Лизой он выражает свою философию, основанную как на размышлениях, теории, так и на житейском опыте. Примеры его афоризмов — «Люди грубы и жестоки. Это их природа», «Мастеровые — они все пьяницы».

Совсем иначе выглядят афоризмы Протасова, Лизы, Волгина.

Философские афоризмы Лизы поэтичны. «Там, где пролита кровь, никогда не вырастут цветы. там растет только ненависть».

В речи Протасова афоризмы философские по своему содержанию, часто выглядят как отрывки из научных книг. Например: «Только в области разума человек свободен, только тогда он — человек, когда разумен, и если он разумен, он честен. Добро создано разумом, без сознания — нет добра».

Есть и еще одна интересная особенность пьесы. Это пунктуация. При чтении пьесы сразу же бросается в глаза расстановка тире и очень большое количество многоточий. «Да ты — пригрози. Я, мол, тебе дам», или «Ну, — будет, старуха! Елена — дома?», или «Но — поймите: мне совсем не нужно, чтобы кипело». И такие необычные фразы можно встретить на каждой странице.

На первый взгляд может показаться, что такая необычная расстановка тире нужна для того, чтобы помочь актеру при исполнении своей роли. Но посмотрим повнимательнее не только на пьесы, но и на другие произведения Горького. В романе «Мать» не менее своеобразная расстановка тире: «Все любят близкое, но — в большом сердце и далекое — близко!» или «Ну, это уж — ничего не поделаешь». В чем же все-таки смысл такой расстановки тире?

Мне кажется, что тире служит писателю для того, чтобы разделить фразу на две равные по значению части. Обычно фраза имеет такое строение, когда ударение падает на ее конец, а начало остается безударным. У Горького же, как мне кажется, обе части фразы оказываются благодаря тире под ударением. Это придает какую-то неуловимую весомость, даже тяжеловесность речи.

Что касается многоточия, то его роль также заключается в том, чтобы разделить фразы на отдельные части. Читая пьесу, мы чувствуем, как персонажи будто обдумывают каждое слово, прежде чем его произнести. За этим угадывается медлительность и обстоятельность волжского характера Горького.

Итак, проанализировав текст пьесы «Дети солнца», можно прийти к выводу, что ей свойственны те же черты, что и всей драматургии Горького в целом: афористичность, меткость образов в метафорах, особенности пунктуации.

Все эти приемы Горький применяет для того, чтобы ярче и более выпукло выписать своих героев.