Алексей Толстой – Семья вурдалака
Алексей Толстой – Семья вурдалака краткое содержание
Маркиз д’Юрфе рассказывает светскому обществу, собравшемуся на Венский конгресс, как, будучи в 1759 году посланником французского двора к господарю молдавскому, имел близкое знакомство с несчастной сербской семьей…
Семья вурдалака – читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Алексей Константинович Толстой
В 1815 году в Вене[1] собрался цвет европейской образованности, дипломатических дарований, всего того, что блистало в тогдашнем обществе. Но вот — Конгресс окончился.
Роялисты-эмигранты намеревались уже окончательно водвориться в своих замках, русские воины — вернуться к покинутым очагам, а несколько недовольных поляков — искать приюта своей любви к свободе в Кракове под сомнительной тройственной эгидой независимости[2], уготованной для них князем Меттернихом, князем Гарденбергом и графом Нессельроде[3].
Как это бывает к концу шумного бала, от общества, в свое время столь многолюдного, остался теперь небольшой кружок лиц, которые, все не утратив вкуса к развлечениям и очарованные прелестью австрийских дам, еще не торопились домой и откладывали свой отъезд.
Это веселое общество, к которому принадлежал и я, собиралось два раза в неделю у вдовствующей княгини Шварценберг в нескольких милях от города за местечком Гитцинг. Истинная светскость хозяйки дома, еще более выигрывавшая от ее милой приветливости и тонкого остроумия, делала чрезвычайно приятным пребывание у нее в гостях.
Утро у нас бывало занято прогулкой; обедали мы все вместе либо в замке, либо где-нибудь в окрестностях, а вечером, усевшись у пылающего камина, беседовали и рассказывали всякие истории. Говорить о политике было строго запрещено. Все от нее устали, и содержание наших рассказов мы черпали либо в преданиях родной старины, либо в собственных воспоминаниях.
Однажды вечером, когда каждый из нас успел что-то рассказать и мы находились в том несколько возбужденном состоянии, которое обычно еще усиливают сумерки и тишина, маркиз д’Юрфе, старик эмигрант, пользовавшийся всеобщей любовью за свою чисто юношескую веселость и ту особую остроту, которую он придавал рассказам о былых своих любовных удачах, воспользовался минутой безмолвия и сказал:
— Ваши истории, господа, конечно, весьма необыкновенны, но я думаю, что им недостает одной существенной черты, а именно — подлинности, ибо — насколько я уловил — никто из вас своими глазами не видел те удивительные вещи, о которых повествовал, и не может словом дворянина подтвердить их истинность.
Нам пришлось с этим согласиться, и старик, поглаживая свое жабо, продолжал:
— Что до меня, господа, то мне известно лишь одно подобное приключение, но оно так странно и в то же время так страшно и так достоверно, что одно могло бы повергнуть в ужас людей даже самого скептического склада ума. К моему несчастию, я был и свидетелем и участником этого события, и хотя вообще не люблю о нем вспоминать, но сегодня готов был бы рассказать о случившемся со мною — если только дамы ничего не будут иметь против.
Слушать захотели все. Правда, несколько человек с робостью во взгляде посмотрели на светящиеся квадраты, которые луна уже чертила по паркету, но тут же кружок наш сомкнулся теснее и все приумолкли, готовясь слушать историю маркиза. Господин д’Юрфе взял щепотку табаку, медленно потянул ее и начал:
— Прежде всего, милостивые государыни, попрошу у вас прощения, если в ходе моего рассказа мне придется говорить о моих сердечных увлечениях чаще, чем это подобает человеку в моих летах. Но ради полной ясности мне о них нельзя не упоминать. К тому же старости простительно забываться, и право же, это ваша, милостивые государыни, вина, если, глядя на таких красивых дам, я чуть ли сам уже не кажусь себе молодым человеком. Итак, начну прямо с того, что в тысяча семьсот пятьдесят девятом году я был без памяти влюблен в прекрасную герцогиню де Грамон. Эта страсть, представлявшаяся мне тогда и глубокой и долговечной, не давала мне покоя ни днем, ни ночью, а герцогиня, как это часто нравится хорошеньким женщинам, еще усиливала это терзание своим кокетством. И вот, в минуту крайнего отчаяния, я в конце концов решил просить о дипломатическом поручении к господарю молдавскому, ведшему тогда переговоры с версальским кабинетом о делах, излагать вам которые было бы столь же скучно, сколь и бесполезно, и назначение я получил. Накануне отъезда я явился к герцогине. Она отнеслась ко мне менее насмешливо, чем обычно, и в голосе ее чувствовалось некоторое волнение, когда она мне сказала:
— Д’Юрфе, вы делаете очень неразумный шаг. Но я вас знаю, и мне известно, что от принятого решения вы не откажетесь. Поэтому прошу вас только об одном — возьмите вот этот крестик как залог моей дружбы и носите его, пока не вернетесь. Это семейная реликвия, которой мы очень дорожим.
С учтивостью, неуместной, быть может, в подобную минуту, я поцеловал не реликвию, а ту очаровательную руку, которая мне ее протягивала, и надел на шею вот этот крестик, с которым с тех пор не расставался.
Не стану утомлять вас, милостивые государыни, ни подробностями моего путешествия, ни моими впечатлениями от венгерцев и от сербов — этого бедного и непросвещенного, но мужественного и честного народа, который, даже и под турецким ярмом, не забыл ни о своем достоинстве, ни о былой независимости. Скажу вам только, что, научившись немного по-польски еще в те времена, когда я жил в Варшаве, я быстро начал понимать и по-сербски, ибо эти два наречия, равно как русское и чешское, являются — и это вам, наверно, известно — не чем иным, как ветвями одного и того же языка, именуемого славянским.
Итак, я уже знал достаточно для того, чтобы быть в состоянии объясниться, когда мне однажды случилось попасть проездом в некую деревню, название которой не представило бы для вас никакого интереса. Обитателей дома, в котором я остановился, я нашел в состоянии подавленности, удивившей меня тем более, что дело было в воскресенье, — день, когда сербы предаются обычно всяческому веселью, забавляясь пляской, стрельбой из пищали, борьбой и т. п. Расположение духа моих будущих хозяев я приписал какой-нибудь недавно случившейся беде и уже думал удалиться, но тут ко мне подошел и взял за руку мужчина лет тридцати, роста высокого и вида внушительного.
— Входи, — сказал он, — входи, чужеземец, и пусть не пугает тебя наша печаль; ты ее поймешь, когда узнаешь ее причину.
И он мне рассказал, что старик отец его, по имени Горча, человек нрава беспокойного и неуступчивого, поднялся однажды с постели, снял со стены длинную турецкую пищаль и обратился к двум своим сыновьям, одного из которых звали Георгием, а другого — Петром:
— Дети, — молвил он им, — я иду в горы, хочу с другими смельчаками поохотиться на поганого пса Алибека (так звали разбойника-турка, разорявшего последнее время весь тот край). Ждите меня десять дней, а коли на десятый день не вернусь, закажите вы обедню за упокой моей души — значит, убили меня. Но ежели, — прибавил тут старый Горча, приняв вид самый строгий, — ежели (да не попустит этого бог) я вернусь поздней, ради вашего спасения, не впускайте вы меня в дом. Ежели будет так, приказываю вам — забудьте, что я вам был отец, и вбейте мне осиновый кол в спину, что бы я ни говорил, что бы ни делал, — значит, я теперь проклятый вурдалак и пришел сосать вашу кровь.
Алексей Константинович Толстой «Семья вурдалака»
Семья вурдалака
Другие названия: La famille du vourdalak
Рассказ, 1884 год (год написания: 1838)
Язык написания: французский
Перевод на русский: А. Фёдоров (Семья вурдалака, Семья вурдалака. Неизданный отрывок из записок неизвестного, Семья вурдалака. [i]Неизданный отрывок из записок неизвестного[/i]), 1991 — 10 изд. Перевод на испанский: М. Бланко (La familia Vurdalak), 2003 — 1 изд. Перевод на чешский: Й. Франце (Vlkodlačí rodina), 1920 — 1 изд. М. Станек (Vlkodlaci ), 2004 — 1 изд. Перевод на польский: Р. Сливовский (Rodzina wilkołaka. Nie wydany fragment z dziennika nieznajomego, Rodzina wilkołaka. Nie wydany fragment z dziennika nieznajomego), 1975 — 2 изд.
- Жанры/поджанры: Хоррор/Ужасы( Классический мистический хоррор )
- Общие характеристики: Приключенческое | Психологическое
- Место действия: Наш мир (Земля)( Европа( Восточная ) )
- Время действия: Новое время (17-19 века)
- Сюжетные ходы: Фантастические существа( Вампиры )
- Линейность сюжета: Линейный с экскурсами
- Возраст читателя: Любой
Маркиз д’Юрфе рассказывает о событиях, в которых сам принимал участие.
Отправившись с дипломатической миссией к «господарю молдавскому», он попал в некую сербскую деревню, где и началась история семьи вурдалаков.
Подзаголовок: Неизданный отрывок из записок неизвестного.
Написан в 1838 на французском языке. Впервые опубликован в «Русском вестнике» №1. 1884 г. в переводе Б. Маркевича.
Произведение несколько раз экранизировалось:
в 1963 году сюжет рассказа послужил основой для киноновеллы «I Wurdulak», одной из трёх новелл фильма «I Tre volti della paura» («Три лица страха» — Италия — Франция — США; в американском прокате — «Black Sabbath»), режиссёр Марио Бава, в одной из главных ролей — знаменитый Борис Карлофф.
также в Италии по мотивам рассказа был снят фильм «La notte dei diavoli» (1972) (события происходят в 70-х гг. XX века).
одна из серий испанского телесериала «El quinto jinete» — «La familia Vourdalak» (1975)
в СССР сняты фильмы «Семья вурдалаков» (1990, реж. Г. Климов и И. Шавлак; действие перенесено в конец XX века) и «Папа, умер Дед Мороз» (1991, реж. Е. Юфит, В. Маслов; авангардная трактовка в стиле «некрореализма», имеющая мало общего с первоисточником ).
— условный цикл «Антологии Макса Фрая» > антологию «Книга извращений», 2002 г. > Сексуальный вампиризм
— антологию «Сильфида», 1988 г.
— антологию «Вампиры», 1991 г.
— антологию «Призраки», 1991 г.
— антологию «Vampire», 1985 г.
— «La familia Vourdalak» 1975, Испания, реж: José Antonio Páramo
— «Семья вурдалаков» 1990, СССР, реж: Геннадий Климов, Игорь Шавлак
— «Папа, умер Дед Мороз» 1992, Россия, реж: Евгений Юфит, Владимир Маслов
— «Вурдалаки» 2016, Россия, реж: Сергей Гинзбург
Издания на иностранных языках:
Pickman, 3 ноября 2010 г.
Давным-давно, когда Химкинский лес не назывался еще Химкинским и рос себе припеваючи, а по российским дорогам ездили не «калины», а конные экипажи, в нашей стране уже писали страшные истории, от которых и по сей день можно словить не каких-то там мурашек, а полноценных гигантов-мурашищ. Сказанное в полной мере относится к «Семье вурдалака» Алексея Константиновича Толстого — новелле, финал которой украсил бы любой современный фильм ужасов, причем дополнений и сокращений не потребовалось бы (собственно, попытки экранизации предпринимались, но ручаться за них я не стал бы). И это несмотря на то, что в наше время подобные сцены стали общим местом и упрямо эксплуатируются кинематографом. При желании в «Семье вурдалака» можно разглядеть и корни «Салимова Удела», одного из знаковых романов Стивена Кинга: в центре обеих историй — уединенное селение, захваченное вампирами. И хотя у меня нет сведений, что Стив так или иначе знаком с творчеством Толстого (в отличие, конечно же, от Брэма Стокера, влияние которого мэтр охотно признает), у каждой книги, как было известно еще древним римлянам, своя уникальная судьба — и кто знает, какими окольными путями мог проникнуть толстовский сюжет в кинговскую неспокойную голову. Как бы то ни было, за прошедшие годы повесть не утратила ни капли обаяния и по-прежнему исполнена суровой, не вполне уже романтической жути.
Кел-кор, 26 декабря 2008 г.
Настоящая классика мистического рассказа! Произведение завораживает и держит в напряжении до самого конца! Как великолепны образы, созданные А. К. Толстым, как удивительна атмосфера рассказа.
Очень хороша часть повествования, предшествующая кульминационному моменту: Зденка почти точь-в-точь произносит фразы, которые говорил ранее д’Юрфе. Это настораживает и приводит к мысли, что вот-вот сейчас пойдет самый ужас, и читатель уже не может оторваться, так как с каждой новой строкой ждет чего-то неожиданного, страшного. Как раз это он и получает.
Отличный рассказ! Алексей Константинович — мастер!
Вертер де Гёте, 2 декабря 2008 г.
Классика русского «страшного рассказа», одно из основополагающих произведений, один из «столпов» отечественного хоррора! При всём при этом русский читатель знаком с рассказом в переводе — молодой граф Алексей Толстой написал его на французском (свободное владение несколькими языками было тогда в порядке вещей). Во многом благодаря именно этому рассказу слово «вурдалак» прочно вошло в русский язык. В народных поверьях мертвецов-кровососов никогда не называли вурдалаками и впервые в таком значении слово употребил Пушкин в одноименном стихотворении (видимо, от искажённого вовкулак — оборотень). В подростковом возрасте повесть произвела на меня довольно сильное впечатление — было жутковато. Простота сюжета с лихвой окупается яркостью образов и богатством фантазии. Всем любителям мистики — если кто-то ещё не читал — настоятельно рекомендую к прочтению. Классику нужно знать.
ivan2543, 9 октября 2013 г.
Будучи прочитан мною в детстве, этот рассказ меня неслабо напугал (когда читал, уже не помню – ориентировочно классе в 4-5). Сейчас, перечитывая, конечно, того ужаса уже не испытал – но ощущение безысходности и беспомощности человека перед кровожадной нечистью осталось. Вообще, есть что-то особенно пугающее в монстрах, маскирующихся под людей и превращающих их в себе подобных. В детстве такие создания пугали меня, пожалуй, больше всего. А вурдалаки воплощают и другой древний страх человека – страх перед смертельной эпидемией. Но что делает рассказ особенно жутким – это именно ощущение безысходности, то, как крестьяне один за другим превращаются в вурдалаков, будучи не в состоянии ничего противопоставить нечистой силе.
Итог: Восточная Европа, вампиры – классический хоррор в классическом сеттинге. Незамысловатый рассказ – но, определенно, эталон жанра.
Перечитал благодаря теме «10 любимых страшных рассказов».
Оценка произведению: 9 из 10 (отлично).
Оценка «страшности»: 4 из 5 (сильно пугает).
Karnosaur123, 8 мая 2011 г.
Этот рассказ, по моему мнению, превосходит УПЫРЯ. Вместо немного бредового (в хорошем смысле) декадентского стиля здесь мы имеем крепкую деревенскую мистику, близкую к народным фольклорным корням. Соответственно, вместо туманной размытости УПЫРЯ (а был ли мальчик, в смысле, были ли упыри?) здесь предельно четкий, прямой сюжет, без лишних сцен и побочных линий. И при этом по-настоящему густая атмосфера страха и подозрительности: ведь никому нельзя доверять — даже родному человеку, который вернулся чудовищем.
Внешняя простота и прекрасное литературное исполнение делают этот рассказ вневременным. Его и сейчас можно рекомендовать самому широкому кругу читателей.
Alexandre, 31 марта 2009 г.
Я познакомился со словом «вурдалак» благодаря стихотворению, которое сейчас уже забыл, а ведь знал его наизусть.
Помню только некоторые строчки: «Съест упырь меня совсем, если сам земли могильной, я с молитвою не съем. »
И в рассказе о семье вурдалаков кошмарный ужас нагнетается постепенно, но неотвратимо; старинная легенда о том, что ушедший из дому должен вернуться не позднее определённого срока, встречается во многих историях у разных народов, и здесь она как нельзя более к месту.
В общем, не стоит такую вещь читать по вечерам, скучноватое начало с лихвой компенсируется ужасными подробностями в конце повести, написанной динамично и реалистично, насколько можно такое определение отнести к мистике.
Итак, кто боится ужасов — не читайте, это как раз они и есть, а если кто-то не прочь пощекотать себе нервы — вперёд, только не забудьте прихватить себе какой-либо надёжный амулет, а то неровён час.
vesnyshka, 27 марта 2016 г.
Произведение написано в далёком 1839-ом году и являет собой классику готического рассказа ужасов. Вурдалаки, они же вампиры, захватывают семьи и целые селения. И описание сего действа пугает читателей по сегодня, потому как автору удалось отменно изобразить атмосферу происходящего. Дед-вурдалак, заглядывающий в окна, похороненные дети, плачущие под дверью… — бррр.
Толстой не смакует действия вурдалаков, ему не нужно выворачивать кровавые злодейства напоказ, как это часто делают современные авторы, он лишь умело намекает, а читатель пугается от собственной фантазии, представляя то, о чем повествует герой-рассказчик. Кстати, герой этот мне был глубоко несимпатичным. Он такой себе казанова, бравирующий историями охмурения женского пола. Зато мастерство автора проявилось и здесь – он не описывает эротических сцен, например, его герой на знаки внимания со стороны супруги молдавского господаря не мог не ответить вежливо и «чтобы получить возможность лучше защищать права и интересы Франции, на все права, и на все интересы господаря начал смотреть как на свои собственные» — всё. А читатель уж сам себе может рисовать картинки происходящего между героем и фривольной супругой.
Хорош и язык произведения. Читая, смакуешь слово. В общем, потратьте минут 20, чтобы получить удовольствие от отменного образца «страшной» литературы позапрошлого века и немного пощекотать себе нервы.
sbrk, 14 марта 2011 г.
Очень реалистично, мастерски, атмосферно.
Тяжелое ощущение неминуемой беды и обреченности, жуткая мрачная атмосфера, напряжение, в которых Толстой держит читателя, при этом не описывая никаких кошмарных ужасов, совершенно ненадуманы и естественны, не возникает никаких сомнений в возможности происходящего, что еще более усиливает нужный эффект. Ничто не притянуто за уши и нет сюжетных «костылей», коими очень часто изобилуют представители жанра, и когда так и хочется сказать «возможно, но зачем», все очень органично и выразительно. Настоящая классика настоящей реалистичной мистики.
Также живая иллюстрация того, что многие вещи нельзя заранее просчитать до конца, а человеческая слабость и зависимость могут оказаться решающими.
Gytha Ogg, 4 мая 2011 г.
Жуть, безупречно красивая, закованная в корсет очарования, жуть. Нет ненужного здесь физиологизма, зато есть красота кошмаров. Безумно понравилось и даже заставило содрогнуться.
Стоит отметить и прекрасное описание быта того времени. Пожалуй, оно не только придает нужную атмосферу произведению, но и всецело создает ее. Невозможно было бы представить похожу ситуацию в блистательных Вене, Сан-Петербурге, Москве или любом другом крупном городе. Не ощущалось бы там того, что человек, по сути, существо ничего не знающее и всецело принадлежащее к миру, которого совершенно не понимает и не знает.
Oreon, 20 октября 2017 г.
Наверно, все же расказ больше подходит для подросткового возраста, допускаю, что тогда бы он мне мог больше понравится. А может не попал он мне под подходящее настроение, житейские проблемы, быт, мешают до конца проникнуться атмосферой рассказа. Так что не произвёл он на меня должного впечатления, ни страха, ни переживания я за героя не испытал. Вот только селян жалко, и Зденку, автор её очень красиво живоописал. Хотя тут ещё вопрос, что лучше для неё — стать вампиром, или попасть в руки такого вот главного героя:
«Нет, Зденка, я уйду только тогда, когда ты мне пообещаешь, что будешь меня любить всегда, как красавица обещала королю в той песне. Я скоро уеду, Зденка, и как знать, когда мы опять увидимся? Зденка, ты дороже мне моей души, моего спасения… И жизнь моя и кровь — твои. Неужели ты за это не подаришь мне один час?»
Вся его «любовь» однозначно сводится вот к этому вот часу, не знаю какой нужно быть дурой, чтоб клевать на такие вот признания. «Ты меня люби всегда, а мне от тебя нужен один лишь час, ну может еще когда на час загляну, ежели буду проезжать мимо. ». Хотя он в этом вопросе однозначно опытнее и уже не один такой час выманил на свои признания «любви», чем любит похвастаться перед публикой, и чему публика с пониманием внемлет. Вообщем: хочешь большой и чистой любви — приходи вечером на сеновал.
Так что свою роль, наверно, сыграло и то, что герой мне абсолютно не симпатичен. С другой стороны учитывая возраст и влияние рассказа, то он вполне даже ничего, просто современного искушённого читателя уже может и не впечатлить. При чтении вызывает ассоциации с атмосферой Гоголя. Схожий Упырь мне понравился чуть-чуть больше, наверно, сказалась длина произведения, у более длинного Упыря больше времени на то чтоб читатель мог проникнуться его атмосферой.
URRRiy, 21 октября 2017 г.
Литературный, легко воспринимаемый рассказ про удалого молодого французского маркиза, проездом посетившего сербское село в середине 18 века и встретившегося с очевидным и невероятным злом во плоти. Сюжет построен автором в виде истории, рассказанной одним из приглашенных гостей в модном салоне в Париже 1815 года. При этом, несмотря на небольшой размер, в истории имеются псевдоисторические ссылки, подтверждающие наличие «феномена», на основе которого и построен рассказ.
Мне понравилось, что хотя на тот момент А.К. Толстому было всего двадцать лет, но труд вполне достойный как по идее, так и по исполнению. Искра гения, создавшего Козьму Пруткова, сверкнула и в этом рассказе, хотя автор возможно так не считал, поскольку при его жизни он не издавался.
sergej210477, 14 февраля 2017 г.
Нестареющий образец классического хоррора. Заметно влияние А. Пушкина , его «Южнославянских песен», П. Мериме, этнических сказаний сербов, хорватов, румын. Довольно жуткий рассказ. Вампиры здесь не благородные аристократы в чёрных плащах, а обыкновенные крестьяне, правда мертвые.
Чем-то «Семья вурдалака» напомнила мне страшные рассказы Н. Гоголя, например «Вия». Так же просто, но красочно, ярко и жутко.
Рекомендуется читать исключительно вечером и желательно в детском или подростковом возрасте, для наилучшего усиления эффекта ужаса и бессонной ночи.
Himaera, 31 июля 2010 г.
Алексей Толстой – Семья вурдалака
99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.
Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Описание книги “Семья вурдалака”
Описание и краткое содержание “Семья вурдалака” читать бесплатно онлайн.
Маркиз д’Юрфе рассказывает светскому обществу, собравшемуся на Венский конгресс, как, будучи в 1759 году посланником французского двора к господарю молдавскому, имел близкое знакомство с несчастной сербской семьей…
Алексей Константинович Толстой
В 1815 году в Вене[1] собрался цвет европейской образованности, дипломатических дарований, всего того, что блистало в тогдашнем обществе. Но вот — Конгресс окончился.
Роялисты-эмигранты намеревались уже окончательно водвориться в своих замках, русские воины — вернуться к покинутым очагам, а несколько недовольных поляков — искать приюта своей любви к свободе в Кракове под сомнительной тройственной эгидой независимости[2], уготованной для них князем Меттернихом, князем Гарденбергом и графом Нессельроде[3].
Как это бывает к концу шумного бала, от общества, в свое время столь многолюдного, остался теперь небольшой кружок лиц, которые, все не утратив вкуса к развлечениям и очарованные прелестью австрийских дам, еще не торопились домой и откладывали свой отъезд.
Это веселое общество, к которому принадлежал и я, собиралось два раза в неделю у вдовствующей княгини Шварценберг в нескольких милях от города за местечком Гитцинг. Истинная светскость хозяйки дома, еще более выигрывавшая от ее милой приветливости и тонкого остроумия, делала чрезвычайно приятным пребывание у нее в гостях.
Утро у нас бывало занято прогулкой; обедали мы все вместе либо в замке, либо где-нибудь в окрестностях, а вечером, усевшись у пылающего камина, беседовали и рассказывали всякие истории. Говорить о политике было строго запрещено. Все от нее устали, и содержание наших рассказов мы черпали либо в преданиях родной старины, либо в собственных воспоминаниях.
Однажды вечером, когда каждый из нас успел что-то рассказать и мы находились в том несколько возбужденном состоянии, которое обычно еще усиливают сумерки и тишина, маркиз д’Юрфе, старик эмигрант, пользовавшийся всеобщей любовью за свою чисто юношескую веселость и ту особую остроту, которую он придавал рассказам о былых своих любовных удачах, воспользовался минутой безмолвия и сказал:
— Ваши истории, господа, конечно, весьма необыкновенны, но я думаю, что им недостает одной существенной черты, а именно — подлинности, ибо — насколько я уловил — никто из вас своими глазами не видел те удивительные вещи, о которых повествовал, и не может словом дворянина подтвердить их истинность.
Нам пришлось с этим согласиться, и старик, поглаживая свое жабо, продолжал:
— Что до меня, господа, то мне известно лишь одно подобное приключение, но оно так странно и в то же время так страшно и так достоверно, что одно могло бы повергнуть в ужас людей даже самого скептического склада ума. К моему несчастию, я был и свидетелем и участником этого события, и хотя вообще не люблю о нем вспоминать, но сегодня готов был бы рассказать о случившемся со мною — если только дамы ничего не будут иметь против.
Слушать захотели все. Правда, несколько человек с робостью во взгляде посмотрели на светящиеся квадраты, которые луна уже чертила по паркету, но тут же кружок наш сомкнулся теснее и все приумолкли, готовясь слушать историю маркиза. Господин д’Юрфе взял щепотку табаку, медленно потянул ее и начал:
— Прежде всего, милостивые государыни, попрошу у вас прощения, если в ходе моего рассказа мне придется говорить о моих сердечных увлечениях чаще, чем это подобает человеку в моих летах. Но ради полной ясности мне о них нельзя не упоминать. К тому же старости простительно забываться, и право же, это ваша, милостивые государыни, вина, если, глядя на таких красивых дам, я чуть ли сам уже не кажусь себе молодым человеком. Итак, начну прямо с того, что в тысяча семьсот пятьдесят девятом году я был без памяти влюблен в прекрасную герцогиню де Грамон. Эта страсть, представлявшаяся мне тогда и глубокой и долговечной, не давала мне покоя ни днем, ни ночью, а герцогиня, как это часто нравится хорошеньким женщинам, еще усиливала это терзание своим кокетством. И вот, в минуту крайнего отчаяния, я в конце концов решил просить о дипломатическом поручении к господарю молдавскому, ведшему тогда переговоры с версальским кабинетом о делах, излагать вам которые было бы столь же скучно, сколь и бесполезно, и назначение я получил. Накануне отъезда я явился к герцогине. Она отнеслась ко мне менее насмешливо, чем обычно, и в голосе ее чувствовалось некоторое волнение, когда она мне сказала:
— Д’Юрфе, вы делаете очень неразумный шаг. Но я вас знаю, и мне известно, что от принятого решения вы не откажетесь. Поэтому прошу вас только об одном — возьмите вот этот крестик как залог моей дружбы и носите его, пока не вернетесь. Это семейная реликвия, которой мы очень дорожим.
С учтивостью, неуместной, быть может, в подобную минуту, я поцеловал не реликвию, а ту очаровательную руку, которая мне ее протягивала, и надел на шею вот этот крестик, с которым с тех пор не расставался.
Не стану утомлять вас, милостивые государыни, ни подробностями моего путешествия, ни моими впечатлениями от венгерцев и от сербов — этого бедного и непросвещенного, но мужественного и честного народа, который, даже и под турецким ярмом, не забыл ни о своем достоинстве, ни о былой независимости. Скажу вам только, что, научившись немного по-польски еще в те времена, когда я жил в Варшаве, я быстро начал понимать и по-сербски, ибо эти два наречия, равно как русское и чешское, являются — и это вам, наверно, известно — не чем иным, как ветвями одного и того же языка, именуемого славянским.
Итак, я уже знал достаточно для того, чтобы быть в состоянии объясниться, когда мне однажды случилось попасть проездом в некую деревню, название которой не представило бы для вас никакого интереса. Обитателей дома, в котором я остановился, я нашел в состоянии подавленности, удивившей меня тем более, что дело было в воскресенье, — день, когда сербы предаются обычно всяческому веселью, забавляясь пляской, стрельбой из пищали, борьбой и т. п. Расположение духа моих будущих хозяев я приписал какой-нибудь недавно случившейся беде и уже думал удалиться, но тут ко мне подошел и взял за руку мужчина лет тридцати, роста высокого и вида внушительного.
— Входи, — сказал он, — входи, чужеземец, и пусть не пугает тебя наша печаль; ты ее поймешь, когда узнаешь ее причину.
И он мне рассказал, что старик отец его, по имени Горча, человек нрава беспокойного и неуступчивого, поднялся однажды с постели, снял со стены длинную турецкую пищаль и обратился к двум своим сыновьям, одного из которых звали Георгием, а другого — Петром:
— Дети, — молвил он им, — я иду в горы, хочу с другими смельчаками поохотиться на поганого пса Алибека (так звали разбойника-турка, разорявшего последнее время весь тот край). Ждите меня десять дней, а коли на десятый день не вернусь, закажите вы обедню за упокой моей души — значит, убили меня. Но ежели, — прибавил тут старый Горча, приняв вид самый строгий, — ежели (да не попустит этого бог) я вернусь поздней, ради вашего спасения, не впускайте вы меня в дом. Ежели будет так, приказываю вам — забудьте, что я вам был отец, и вбейте мне осиновый кол в спину, что бы я ни говорил, что бы ни делал, — значит, я теперь проклятый вурдалак и пришел сосать вашу кровь.
Здесь надо будет вам сказать, милостивые государыни, что вурдалаки, как называются у славянских народов вампиры, не что иное в представлении местных жителей, как мертвецы, вышедшие из могил, чтобы сосать кровь живых людей. У них вообще те же повадки, что у всех прочих вампиров, но есть и особенность, делающая их еще более опасными. Вурдалаки, милостивые государыни, сосут предпочтительно кровь у самых близких своих родственников и лучших своих друзей, а те, когда умрут, тоже становятся вампирами, так что со слов очевидцев даже говорят, будто в Боснии и Герцеговине население целых деревень превращалось в вурдалаков. В любопытном труде о привидениях аббат Огюстен Кальме[4] приводит тому ужасающие примеры. Императоры германские не раз назначали комиссии для расследования случаев вампиризма. Производились допросы, извлекались из могил трупы, налитые кровью, и их сжигали на площадях, но сперва пронзали им сердце. Судебные чиновники, присутствовавшие при этих казнях, уверяют, что сами слышали, как выли трупы в тот миг, когда палач вбивал им в грудь осиновый кол. Они дали об этом показания по всей форме и скрепили их присягой и подписью.
После всего этого вам легко будет вообразить себе, какое действие слова старого Горчи произвели на его сыновей. Оба они упали к его ногам и умоляли, чтобы он позволил им отправиться вместо него, но тот, ничего не ответив, только повернулся к ним спиной и пошел прочь, повторяя припев старинной песни. День, в который я приехал сюда, был тот самый, когда кончался срок, назначенный Горчей, и мне было нетрудно понять волнение его детей.
То была дружная и хорошая семья. Георгий, старший сын, с чертами лица мужественными и резкими, был, по-видимому, человек строгий и решительный. Был он женат и имел двух детей. У брата его Петра, красивого восемнадцатилетнего юноши, лицо носило выражение скорее мягкости, чем отваги, и его, судя по всему, особенно любила младшая сестра, Зденка, в которой можно было признать тип славянской красоты. В ней, кроме этой красоты, во всех отношениях бесспорной, меня прежде всего поразило отдаленное сходство с герцогиней де Грамон. Главное — была у нее та особенная складочка над глазами, которую за всю мою жизнь я не встречал ни у кого, кроме как у этих двух женщин. Эта черточка могла и не понравиться с первого взгляда, но стоило увидеть ее несколько раз, как она с неодолимой силой привлекала вас к себе.
Отзыв к книге «Семья вурдалака»
Автор: Толстой Алексей Константинович
Опубликовано: Эксмо
Серия: Русская классика
ISBN: 978-5-699-62582-6
Количество просмотров: 6
А.К. Толстой (1817 – 1875) – выдающийся русский писатель, поэт, один из самых знаменитых драматургов своего времени. Трагедии “Смерть Иоанна Грозного”, “Царь Федор Иоаннович” и “Царь Борис” – трилогия о трех русских царях, оказавших огромное влияние на историю России. Писатель был не чужд литературе ужасов, именно он впервые ввел в русскую литературу образ вампира. Повесть “Семья вурдалака” написана по канонам “романа ужасов”, по произведению снят одноименный фильм, действие которого перенесено в 1990 год. По повести “Упырь” режиссеров Е. Татарским снят художественный фильм в стиле мистической романтики, в котором “главных” вампиров сыграли Марина Влади и Донатас Банионис.
Положительный отзыв на книгу: Семья вурдалака
А.К. Толстой. “Семья вурдалака”.
К сожалению, и этим рассказом не порадовал меня знаменитый русский классик. Ожидала большего. Вспомнился одноимённый фильм, который вышел на экраны кинотеатров в начале 90-х годов. Тогда подумала: ” Ну какой же режиссёр мог снять такую галиматью?” Ну просто бред сивой кобылы. В титрах увидела, что фильм снят по мотивам рассказа А.К. Толстого “Семья вурдалака”.
И вот рассказ прочитала только сейчас. Если в кинотеатре я закрывала глаза от ужаса, то, читая рассказ, невольно посмеивалась. Видимо, переросла такие произведения – нужно было читать в детстве.
Всё то же самое, как и в фильме, только действие происходит в Сербии. Рассказ идёт от лица некоего маркиза д, Юрфе, который, как я поняла, волочился за каждой юбкой. Случай занёс его в глухую горную деревушку, в дом одного крестьянина, в котором каждый вечер происходила всякая чертовщина. А точнее: ровно в 20 00 являлся дедушка Горча, каким-то странным образом ставший вампиром, и сосал помаленьку кровь из каждого члена своей семьи. Маркиз д, Юрфа, который очень хотел попользоваться красавицей-девицей Зденкой, получил от ворот поворот от её старшего брата. А когда проездом в Вену он снова заехал в эту уже полностью пустую деревушку ( всех жителей перекосили вампиры) он встретил Зденку, которая его чуть не уморила. Насилу ноги унёс ( вернее, не он, а его конь верный) Вот такая грустная история.
“Встреча через триста лет”
Ну этот рассказ ещё нуднее. В нём бабушка-герцогиня ( бывшая любовница маркиза д, Юрфа) рассказывает своим внукам о том, как в девицах получила приглашение на бал-маскарад в старинный замок барона Обербуа. И опять же по стечению обстоятельств, кони понесли карету во время сильной грозы, когда герцогиня в сопровождении своего телохранителя, командора, друга отца, ехала по лесу. На полном ходу девушка вылетела из кареты и потеряла сознание. А когда очнулась. Увидела поблизости руины замка Обербуа. А там пир на весь мир. Привидения гуляют под полное декольте. Ну этой бедной дамочке не очень повезло: её встретил сам хозяин замка – барон Обербуа и предложил стать его женой. ( Дело в том, что барон этот умер 300 лет тому назад, а на руинах замка развлекались. привидения.
Неизвестно, чем бы дело закончилось, если бы до смерти напуганную девицу не спас командор.
” О женщины! Коварство ваше имя. ”
В. Шекспир “Гамлет”
Этот рассказ мне понравился больше. Он рассказывает о коварстве женщины и предательстве мужчины. Под действием чар прекрасной лгуньи Амены, римлянин Амвросий отрёкся от истинной веры в Христа, таким образом предав своего лучшего друга и свою невесту. А Виктор ( друг Амвросия) не отрёкся от Христа. И Леония, невеста Амвросия, тоже осталась верна своим убеждениям. Они сидели в темнице, закованные в цепи.
Мешки с золотом и богатые дары, полученные от кесаря за предательство, не принесли счастья Амвросию. Ему так же не принесла счастья и любовь обманщицы Амены. Если раньше, когда на его груди ещё висел крест, он иногда вспоминал о друге и невесте. Но потом он закинул свой крест подальше и больше его не искал. Каждый день юноша утопал в удовольствиях: театр, попойки, шумные оргии. Амвросий пребывал словно в чаду. Но золото имеет свойство очень быстро заканчиваться.
Однажды к юноше пришёл центурион и предложил освободить его друзей за 1000 золотых монет. Но у Амвросия на тот момент не осталось даже ни одной золотой монеты.
И тогда он начал обвинять Амену в том, что это она виновата в его клятвопреступлении.
На что та ответила, что Амвросия никто не заставлял отрекаться, он добровольно сделал это, за что кесарь одарил его золотом. Он сам стал презирать своих друзей, вёл разгульный образ жизни и поклонялся языческим богам.
” У тебя были свой рассудок и своя совесть, – теперь пеняй же на себя!” – так сказала Амена.
Когда в Колизее должна была состояться казнь Виктора и Леонии, Амвросий выкрикнул в толпу, что он тоже христианин и хочет умереть за свою веру. И перекрестился. Но Амена сказала:
– Он сумасшедший!
А потом на глазах стала превращаться в монстра. И вдруг укусила Амвросию в щёку. Тот упал, и в этот момент на арену выбежали тигры.
Так Господь Бог поступает с вероотступниками.
Алексей Толстой – Семья вурдалака
99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.
Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Описание книги “Семья вурдалака”
Описание и краткое содержание “Семья вурдалака” читать бесплатно онлайн.
Маркиз д’Юрфе рассказывает светскому обществу, собравшемуся на Венский конгресс, как, будучи в 1759 году посланником французского двора к господарю молдавскому, имел близкое знакомство с несчастной сербской семьей…
Алексей Константинович Толстой
В 1815 году в Вене[1] собрался цвет европейской образованности, дипломатических дарований, всего того, что блистало в тогдашнем обществе. Но вот — Конгресс окончился.
Роялисты-эмигранты намеревались уже окончательно водвориться в своих замках, русские воины — вернуться к покинутым очагам, а несколько недовольных поляков — искать приюта своей любви к свободе в Кракове под сомнительной тройственной эгидой независимости[2], уготованной для них князем Меттернихом, князем Гарденбергом и графом Нессельроде[3].
Как это бывает к концу шумного бала, от общества, в свое время столь многолюдного, остался теперь небольшой кружок лиц, которые, все не утратив вкуса к развлечениям и очарованные прелестью австрийских дам, еще не торопились домой и откладывали свой отъезд.
Это веселое общество, к которому принадлежал и я, собиралось два раза в неделю у вдовствующей княгини Шварценберг в нескольких милях от города за местечком Гитцинг. Истинная светскость хозяйки дома, еще более выигрывавшая от ее милой приветливости и тонкого остроумия, делала чрезвычайно приятным пребывание у нее в гостях.
Утро у нас бывало занято прогулкой; обедали мы все вместе либо в замке, либо где-нибудь в окрестностях, а вечером, усевшись у пылающего камина, беседовали и рассказывали всякие истории. Говорить о политике было строго запрещено. Все от нее устали, и содержание наших рассказов мы черпали либо в преданиях родной старины, либо в собственных воспоминаниях.
Однажды вечером, когда каждый из нас успел что-то рассказать и мы находились в том несколько возбужденном состоянии, которое обычно еще усиливают сумерки и тишина, маркиз д’Юрфе, старик эмигрант, пользовавшийся всеобщей любовью за свою чисто юношескую веселость и ту особую остроту, которую он придавал рассказам о былых своих любовных удачах, воспользовался минутой безмолвия и сказал:
— Ваши истории, господа, конечно, весьма необыкновенны, но я думаю, что им недостает одной существенной черты, а именно — подлинности, ибо — насколько я уловил — никто из вас своими глазами не видел те удивительные вещи, о которых повествовал, и не может словом дворянина подтвердить их истинность.
Нам пришлось с этим согласиться, и старик, поглаживая свое жабо, продолжал:
— Что до меня, господа, то мне известно лишь одно подобное приключение, но оно так странно и в то же время так страшно и так достоверно, что одно могло бы повергнуть в ужас людей даже самого скептического склада ума. К моему несчастию, я был и свидетелем и участником этого события, и хотя вообще не люблю о нем вспоминать, но сегодня готов был бы рассказать о случившемся со мною — если только дамы ничего не будут иметь против.
Слушать захотели все. Правда, несколько человек с робостью во взгляде посмотрели на светящиеся квадраты, которые луна уже чертила по паркету, но тут же кружок наш сомкнулся теснее и все приумолкли, готовясь слушать историю маркиза. Господин д’Юрфе взял щепотку табаку, медленно потянул ее и начал:
— Прежде всего, милостивые государыни, попрошу у вас прощения, если в ходе моего рассказа мне придется говорить о моих сердечных увлечениях чаще, чем это подобает человеку в моих летах. Но ради полной ясности мне о них нельзя не упоминать. К тому же старости простительно забываться, и право же, это ваша, милостивые государыни, вина, если, глядя на таких красивых дам, я чуть ли сам уже не кажусь себе молодым человеком. Итак, начну прямо с того, что в тысяча семьсот пятьдесят девятом году я был без памяти влюблен в прекрасную герцогиню де Грамон. Эта страсть, представлявшаяся мне тогда и глубокой и долговечной, не давала мне покоя ни днем, ни ночью, а герцогиня, как это часто нравится хорошеньким женщинам, еще усиливала это терзание своим кокетством. И вот, в минуту крайнего отчаяния, я в конце концов решил просить о дипломатическом поручении к господарю молдавскому, ведшему тогда переговоры с версальским кабинетом о делах, излагать вам которые было бы столь же скучно, сколь и бесполезно, и назначение я получил. Накануне отъезда я явился к герцогине. Она отнеслась ко мне менее насмешливо, чем обычно, и в голосе ее чувствовалось некоторое волнение, когда она мне сказала:
— Д’Юрфе, вы делаете очень неразумный шаг. Но я вас знаю, и мне известно, что от принятого решения вы не откажетесь. Поэтому прошу вас только об одном — возьмите вот этот крестик как залог моей дружбы и носите его, пока не вернетесь. Это семейная реликвия, которой мы очень дорожим.
С учтивостью, неуместной, быть может, в подобную минуту, я поцеловал не реликвию, а ту очаровательную руку, которая мне ее протягивала, и надел на шею вот этот крестик, с которым с тех пор не расставался.
Не стану утомлять вас, милостивые государыни, ни подробностями моего путешествия, ни моими впечатлениями от венгерцев и от сербов — этого бедного и непросвещенного, но мужественного и честного народа, который, даже и под турецким ярмом, не забыл ни о своем достоинстве, ни о былой независимости. Скажу вам только, что, научившись немного по-польски еще в те времена, когда я жил в Варшаве, я быстро начал понимать и по-сербски, ибо эти два наречия, равно как русское и чешское, являются — и это вам, наверно, известно — не чем иным, как ветвями одного и того же языка, именуемого славянским.
Итак, я уже знал достаточно для того, чтобы быть в состоянии объясниться, когда мне однажды случилось попасть проездом в некую деревню, название которой не представило бы для вас никакого интереса. Обитателей дома, в котором я остановился, я нашел в состоянии подавленности, удивившей меня тем более, что дело было в воскресенье, — день, когда сербы предаются обычно всяческому веселью, забавляясь пляской, стрельбой из пищали, борьбой и т. п. Расположение духа моих будущих хозяев я приписал какой-нибудь недавно случившейся беде и уже думал удалиться, но тут ко мне подошел и взял за руку мужчина лет тридцати, роста высокого и вида внушительного.
— Входи, — сказал он, — входи, чужеземец, и пусть не пугает тебя наша печаль; ты ее поймешь, когда узнаешь ее причину.
И он мне рассказал, что старик отец его, по имени Горча, человек нрава беспокойного и неуступчивого, поднялся однажды с постели, снял со стены длинную турецкую пищаль и обратился к двум своим сыновьям, одного из которых звали Георгием, а другого — Петром:
— Дети, — молвил он им, — я иду в горы, хочу с другими смельчаками поохотиться на поганого пса Алибека (так звали разбойника-турка, разорявшего последнее время весь тот край). Ждите меня десять дней, а коли на десятый день не вернусь, закажите вы обедню за упокой моей души — значит, убили меня. Но ежели, — прибавил тут старый Горча, приняв вид самый строгий, — ежели (да не попустит этого бог) я вернусь поздней, ради вашего спасения, не впускайте вы меня в дом. Ежели будет так, приказываю вам — забудьте, что я вам был отец, и вбейте мне осиновый кол в спину, что бы я ни говорил, что бы ни делал, — значит, я теперь проклятый вурдалак и пришел сосать вашу кровь.
Здесь надо будет вам сказать, милостивые государыни, что вурдалаки, как называются у славянских народов вампиры, не что иное в представлении местных жителей, как мертвецы, вышедшие из могил, чтобы сосать кровь живых людей. У них вообще те же повадки, что у всех прочих вампиров, но есть и особенность, делающая их еще более опасными. Вурдалаки, милостивые государыни, сосут предпочтительно кровь у самых близких своих родственников и лучших своих друзей, а те, когда умрут, тоже становятся вампирами, так что со слов очевидцев даже говорят, будто в Боснии и Герцеговине население целых деревень превращалось в вурдалаков. В любопытном труде о привидениях аббат Огюстен Кальме[4] приводит тому ужасающие примеры. Императоры германские не раз назначали комиссии для расследования случаев вампиризма. Производились допросы, извлекались из могил трупы, налитые кровью, и их сжигали на площадях, но сперва пронзали им сердце. Судебные чиновники, присутствовавшие при этих казнях, уверяют, что сами слышали, как выли трупы в тот миг, когда палач вбивал им в грудь осиновый кол. Они дали об этом показания по всей форме и скрепили их присягой и подписью.
После всего этого вам легко будет вообразить себе, какое действие слова старого Горчи произвели на его сыновей. Оба они упали к его ногам и умоляли, чтобы он позволил им отправиться вместо него, но тот, ничего не ответив, только повернулся к ним спиной и пошел прочь, повторяя припев старинной песни. День, в который я приехал сюда, был тот самый, когда кончался срок, назначенный Горчей, и мне было нетрудно понять волнение его детей.
То была дружная и хорошая семья. Георгий, старший сын, с чертами лица мужественными и резкими, был, по-видимому, человек строгий и решительный. Был он женат и имел двух детей. У брата его Петра, красивого восемнадцатилетнего юноши, лицо носило выражение скорее мягкости, чем отваги, и его, судя по всему, особенно любила младшая сестра, Зденка, в которой можно было признать тип славянской красоты. В ней, кроме этой красоты, во всех отношениях бесспорной, меня прежде всего поразило отдаленное сходство с герцогиней де Грамон. Главное — была у нее та особенная складочка над глазами, которую за всю мою жизнь я не встречал ни у кого, кроме как у этих двух женщин. Эта черточка могла и не понравиться с первого взгляда, но стоило увидеть ее несколько раз, как она с неодолимой силой привлекала вас к себе.
Семья вурдалака
 | |
| Добавлен | чт, 07/09/2017 |
| Дата релиза | |
| Оригинальное название | Эта готическая новелла графа Алексея Константиновича Толстого была написана в 1839 году на французском языке. На русском языке впервые издана в журнале “Русский вестник” в 1884 году, уже после смерти автора. На русский язык ее переводил Болеслав Маркевич. Новелла представляет собой рассказ от лица маркиза д`Юрфе, который якобы лично был свидетелем произошедшего. Он рассказывает, как, отправившись с дипломатической миссией, остановился на ночлег в одной сербской деревне в доме у старика Горчи. Горча с другими мужчинами из деревни ушёл в горы, чтобы поймать разбойника-турка Алибека. Детям он приказал ждать его десять дней, а если он не вернётся через десять дней, то считать его мертвым, и просил заказать обедню за упокой его души. Однако, если вдруг он все же вернется после истечения этого срока, то путь его дети вобьют ему кол в спину, поскольку это будет означать, что он пришел убить их в образе вурдалака. Горча возвращается домой к вечеру десятого дня, и его сыновья начинают спорить: Георгий подозревает, что его отец стал вурдалаком, а Пётр, наоборот, верит в то, что отец остался прежним. Сам же Горча изменился. Его лицо стало очень бледным, почти белым, при этом он не хочет есть и спать. В ночь старик крадёт внука из дома, заперев снаружи дверь. Маркиз д`Юрфе будит братьев, которые выбивают дверь и находят мальчика без сознания. Горча постоянно маячит возле дома. После того как сын Георгия умирает при неясных обстоятельствах, старший сын с колом гонится за отцом до самого леса. После возвращения он просит постояльца уехать, и д`Юрфе решает продолжить путь в Молдавию. Через полгода, возвращаясь, маркиз приезжает в деревню, где ему рассказывают, что семья старика Горчи отныне мертвецы. Оказалось, что после отъезда д`Юрфе в дом вернулся Горча. Он отказался перекреститься и помолиться несмотря на требование сына. Георгий пошёл искать кол, который был спрятан, отобрал его у младшего сына и ушел. Вечером он возвратился бледный и взъерошенный. Маркиз не верит сказанному и приходит в тот дом. Рассказанное оказывается правдой, и он чудом спасается, загнав свою лошадь до смерти. Феномены в произведении: ВампирВ произведении присутствует целая семья вурдалаков. О том, кто такие вурдалаки, в самом начале рассказывает д’Юрфе:
То есть в этой новелле вурдалаки представлены как типичные вампиры, и это может ввести в заблуждение знатоков терминологии. Слово “вурдалак” в Толковом словаре Ушакова имеет значение “оборотень, наводящий страх на людей, вампир”. Во многих произведениях слово “вурдалак” является синонимом термина “оборотень”, и в значении “упырь” и “вампир” стало употребляться не так давно. Само слово появилось в русском языке в первой половине XIX в. и может быть отнесено к числу неологизмов, придуманных писателями и поэтами. Своим появлением в русском языке данное слово обязано А.С. Пушкину. Он использовал искаженную основу слова “волколак” (человек, превращающийся в волка, оборотень) в стихотворении 1835 из цикла “Песни западных славян”: Раз он позднею порой, Весь в поту, от страха бледный, Чрез кладбище шел домой. Бедный Ваня еле дышет, Спотыкаясь, чуть бредет По могилам; вдруг он слышит, Кто-то кость, ворча, грызет. Ваня стал; — шагнуть не может. Боже! думает бедняк, Это верно кости гложет Горе! малый я не сильный; Съест упырь меня совсем, Если сам земли могильной Я с молитвою не съем. Что же? вместо вурдалака — (Вы представьте Вани злость!) В темноте пред ним собака На могиле гложет кость. Но вернемся к новелле “Семья вурдалака”, в которой этот термин используется в значении “упырь” или “вампир”, о чем неоднократно напоминает рассказчик:
Сам рассказчик указывает, что в вампиров не верит, в отличие от членов семьи, у которой он остановился. Они явно верили в то, что их отец мог вернуться к ним упырем. Ставшего вурдалаком старика Горча здесь описывают так:
Интересно, что в произведении указано, что животные странно реагируют на старика.
Это заставляет читателя еще больше заподозрить в нем упыря, т.к. считается, что животные их чувствуют и реагируют соответственно. С этого момента все начинает указывать на изменения сущности главы семейства:
Потрескивали сосновые дрова, и дрожащие отблески огня падали на его лицо, такое бледное, такое измождённое, что, если бы не это освещение, его вполне можно было принять за лицо покойника. [. ] на его бескровных губах появилось что-то вроде улыбки, хотя глаза смотрели безучастно [. ] И он развязал мешок, висевший у него за спиной, и вытащил окровавленную голову, с которой, впрочем, его собственное лицо могло поспорить мертвенно-бледным цветом кожи! Горча отказывается читать молитву и перекреститься, что также говорит о его превращении. В описании упырей в данном произведении, помимо внешнего вида и запаха, напоминающего запах настоящих мертвецов, упоминается их нечеловеческая сила и скорость. Так, в сцене с погоней Зденка легко догоняет несущуюся со всех сил лошадь, Горча совершает гигантские прыжки с помощью осинового кола, при этом во время бега они легко кидают на лошадь маленьких упырят:
Поскольку произведение называется “Семья вурдалака” (т.е. Горчи), не трудно догадаться, что он будет не единственным превращенным. Вторым оказывается старший внук Горчи, который затем приходит за своей матерью. Следом превращаются ее младший сын и муж, последним – его брат: — Да нет, он-то похоронен взаправду, и в сердце — кол! Но он у Георгиева сына высосал кровь. Мальчик и вернулся ночью, плакал под дверью, ему, мол, холодно и домой хочется. У дуры-матери, хоть она сама его и хоронила, не хватило духа прогнать мальчика на кладбище, — она и впустила его. Тут он набросился на неё и высосал у неё всю кровь. Когда её тоже похоронили, она вернулась и высосала кровь у меньшого мальчика, потом — у мужа, а потом у деверя. Всем — один конец. В произведении указано, что убить упыря можно только проткнув его грудь осиновым колом. Это просит сделать с ним и сам Горча, уходя на охоту за разбойником, если вдруг он не вернется через десять дней. Это якобы делает с ним его старший сын, когда понимает, что тот все-таки стал упырем. Однако это не срабатывает, поскольку рассказчик, находясь в доме упырей, видит Горчу, которого до этого убили колом в грудь и похоронили:
Церковная атрибутика отпугивает упырей, что хорошо видно на примере Зденки:
— Милый, довольно ребячиться, — сказала она, — оставь эти побрякушки, поговорим лучше о тебе, о твоих делах! Её замешательство навело меня на всякие мысли. Внимательней приглядываясь к ней, я заметил, что на шее у неё не было, как раньше, всех тех образков, ладанок, которые сербы в великом множестве носят с детства до самой смерти. — Зденка, — спросил я, — где образки, что ты носила на шее? — Потеряла, — с раздражением в голосе ответила она и тотчас заговорила о другом. Зденку я обвил руками с такой силой, что от этого движения крестик, который я вам показывал и который перед моим отъездом мне дала герцогиня де Грамон, остриём вонзился мне в грудь. Острая боль, которую я ощутил в этот миг, явилась для меня как бы лучом света, пронизавшего все вокруг. Я посмотрел на Зденку, и мне стало ясно, что черты её, всё ещё, правда, прекрасные, искажены смертной мукой, что глаза её не видят и что её улыбка — лишь судорога агонии на лице трупа. В тот же миг я почувствовал в комнате тлетворный запах — как из непритворенного склепа. Друзья сайтаВнимание!Сайт содержит материалы, не рекомендуемые для просмотра впечатлительным людям. Полезные ссылкиИнформация об авторских правахПри использовании материалов сайта активная ссылка на источник обязательна.  (пока оценок нет) Загрузка... Сохранить себе в: |
