Цветы зла – краткое содержание книги Бодлера (сюжет произведения)

Краткое содержание Бодлер Цветы зла для читательского дневника

«Цветы зла» – это сборник стихов, написанный Шарлем Бодлером в 1857 году. Рукопись считается апогеем всего творческого пути автора. Сборник больше напоминает единое произведение, в котором лирический герой проходит целую жизнь в поисках своего идеала. Произведение делиться на пять глав, каждая из которых наполнена не только переживаниями, терзающими героя, но и определенными мыслями, в раздумья о которых все глубже погружается автор. Бодлер хотел преподнести «Цветы зла» как подобие «Божественной комедии» Данте, но в поэтической форме.

Первая часть – «Сплин и Идеал»

Первая часть «Цветов зла» является самой длинной и насчитывает 94 стихотворения. Бодлер показывает читателям насколько сильно противостояние в душе каждого человека, как происходит борьба между светом и тьмой. Совершение грехов и неправильные решения ведут людей во мрак и хаос, в то время как стремление к идеалам и праведные поступки – путь на свет. В завершающих стихотворениях главы лирический герой понимает, что проваливается в пучину ужасающей тоски и уныния.

Вторая часть – «Парижские картины»

Во второй части душа героя все еще прибывает в смятении и хаосе, но теперь он находится в Париже. Однако, большое скопление людей никак не помогает лирическому героя перебороть ту тоску, в которой он прибывает. Тема маленького человека активно проявляется автором в этой главе. Всего сутки понадобились лирическому герою для того, чтобы признать то, что он одинок в центре огромного безликого Парижа.

Третья часть – «Вино»

Не выдерживая напора разочарования и одиночества, герой старается уйти всего этого с помощью алкоголя и наркотиков. Однако, они только усиливают его тоску по жизни. Из-за этого лирический герой больше не может трезво думать и анализировать происходящее, а его душа больше не отличает свет от тьмы. Но вот эйфория остается позади и остается лишь все та же боль и одиночество, которые начинают сжигать душу героя.

Часть четвертая – «Цветы зла»

Лирический герой опускается всё ниже в омут греховности. Он не останавливается лишь на алкоголе и наркотиках, совершает целую череду грехов, начиная от похоти и заканчивая убийством.

Пятая часть – «Мятеж»

Понимая, что падать в пропасть уже нет сил, лирический герой встает против всего мира. Часть состоит только из трех стихотворений, однако они импульсивные и богоборческие.

Шестая часть – «Смерть»

В конце концов лирический герой находит свой покой, но это является смертью. Он не приходит к тому, к чему стремился на протяжении своего пути.

В «Цветах зла» автор показывает читателю одиночество души, которая мечется в попытке найти идеал.

Читать краткое содержание Бодлер – Цветы зла. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений

Картинка или рисунок Бодлер – Цветы зла

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

Книга начинается с того, что Гарри, после Турнира Трех Волшебников, вернулся на Тисовую улицу. Каждый день он внимательно слушает маггловские новости. Он ждет хотя бы маленькую зацепку, которая расскажет миру о том

Главным героем произведения выступает некто, скрывающий свою личность под маской. Таинственный злодей время от времени подкидывал угрожающие письма жителям городка.

Автор в редакции обнаруживает уже повзрослевшего Тима Талера, и тот около пары часов рассказывает историю, произошедшую с ним, когда он был еще ребенком. Дальше, когда автор уже едет в поезде

Рассказчик очень хотел, чтобы у него был зверек – мангуст и решил его купить. Мужчине повезло, какой-то торговец продал ему двух животных в клетке прямо на корабле. Рассказчик даже не поинтересовался, ручные мангусты или нет, и чем они питаются.

Портной намазал вареньем хлеб, собираясь перекусить после работы. Мухи, привлечённые запахом, уселись на кусок. Увидел это портной, и одним ударом убил семь мух. Так ему это понравилось, что он тут же сшил себе пояс, на котором было написано

Шарль Бодлер – Цветы зла

Шарль Бодлер – Цветы зла краткое содержание

Сборник стихотворений классика французской литературы Шарля Бодлера, яркого представителя Франции 20—70-х годов XIX века. Бодлером и сейчас одни будут увлечены, другие возмущены. Это значит, что его произведения до сих пор актуальны.

Цветы зла – читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Сборник стихотворений классика французской литературы Шарля Бодлера, яркого представителя Франции 20—70-х годов XIX века. Бодлером и сейчас одни будут увлечены, другие возмущены. Это значит, что его произведения до сих пор актуальны.

1857 rufr poetry Charles Baudelaire Les Fleurs du Mal 1857 fr jurgennt FB Writer v1.1 MMVII f5f9878b-98bc-102a-94d5-07de47c81719 1.0

v 1.0 – создание fb2-документа – ©Jurgen, август 2007 г.

Бодлер. Цветы зла Наука 1970 Мягкая обложка, 480 стр. Тираж: 50000 экз.

Шарль Бодлер

Цветы Зла

Непогрешимому Поэту

моему дорогому и уважаемому

учителю и другу

Теофилю Готье

как выражение полного преклонения

ЭТИ БОЛЕЗНЕННЫЕ ЦВЕТЫ

Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят и язвят.

Упорен в нас порок, раскаянье – притворно;
За все сторицею себе воздать спеша,
Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
Слезами трусости омыв свой путь позорный.

И Демон Трисмегист, баюкая мечту,
На мягком ложе зла наш разум усыпляет;
Он волю, золото души, испепеляет,
И, как столбы паров, бросает в пустоту;

Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья
И, смело шествуя среди зловонной тьмы,
Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы
Без дрожи ужаса хватаем наслажденья;

Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет
В вертепе нищенском иной гуляка праздный,
Мы новых сладостей и новой тайны грязной
Ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод;

У нас в мозгу кишит рой демонов безумный.
Как бесконечный клуб змеящихся червей;
Вдохнет ли воздух грудь – уж Смерть клокочет в ней
Вливаясь в легкие струей незримо-шумной.

До сей поры кинжал, огонь и горький яд
Еще не вывели багрового узора;
Как по канве, по дням бессилья и позора,
Наш дух растлением до сей поры объят!

Средь чудищ лающих, рыкающих, свистящих
Средь обезьян, пантер, голодных псов и змей,
Средь хищных коршунов, в зверинце всех страстей
Одно ужасней всех: в нем жестов нет грозящих

Нет криков яростных, но странно слиты в нем
Все исступления, безумства, искушенья;
Оно весь мир отдаст, смеясь, на разрушенье.
Оно поглотит мир одним своим зевком!

То – Скука! – облаком своей houka[1] одета
Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.
Скажи, читатель-лжец, мой брат и мой двойник
Ты знал чудовище утонченное это?![2]

Когда веленьем сил, создавших все земное,
Поэт явился в мир, унылый мир тоски,
Испуганная мать, кляня дитя родное,
На Бога в ярости воздела кулаки.

«Такое чудище кормить! О, правый Боже,
Я лучше сотню змей родить бы предпочла,
Будь трижды проклято восторгов кратких ложе,
Где искупленье скверн во тьме я зачала!

За то, что в матери уроду, василиску,
На горе мужу Ты избрал меня одну,
Но, как ненужную любовную записку,
К несчастью, эту мразь в огонь я не швырну,

Я Твой неправый гнев обрушу на орудье
Твоей недоброты, я буду тем горда,
Что это деревце зачахнет на безлюдье
И зачумленного не принесет плода».

Так, не поняв судеб и ненависти пену
Глотая в бешенстве и свой кляня позор,
Она готовится разжечь, сойдя в Геенну,
Преступным матерям назначенный костер.

Но ангелы хранят отверженных недаром,
Бездомному везде под солнцем стол и кров,
И для него вода становится нектаром,
И корка прелая – амброзией богов.

Он с ветром шепчется и с тучей проходящей,
Пускаясь в крестный путь, как ласточка в пол” т
И Дух, в пучине бед паломника хранящий,
Услышав песнь его, невольно слезы льет.

Но от его любви шарахается каждый,
Но раздражает всех его спокойный взгляд,
Всем любо слышать стон его сердечной жажды
Испытывать на нем еще безвестный яд.

Захочет он испить из чистого колодца,
Ему плюют в бадью. С брезгливостью ханжи
Отталкивают все, к чему он прикоснется,
Чураясь гением протоптанной межи.

Его жена кричит по рынкам и трактирам:
За то, что мне отдать и жизнь и страсть он мог,
За то, что красоту избрал своим кумиром,
Меня озолотит он с головы до ног.

Я нардом услажусь и миррой благовонной,
И поклонением, и мясом, и вином.
Я дух его растлю, любовью ослепленный.
И я унижу все божественное в нем.

Когда ж наскучит мне весь этот фарс нелепый
Я руку наложу покорному на грудь,
И эти ногти вмиг, проворны и свирепы,
Когтями гарпии проложат к сердцу путь.

Я сердце вылущу, дрожащее как птица
В руке охотника, и лакомым куском
Во мне живущий зверь, играя, насладится,
Когда я в грязь ему швырну кровавый ком.

Но что ж Поэт? Он тверд. Он силою прозренья
Уже свой видит трон близ Бога самого.
В нем, точно молнии, сверкают озаренья,
Глумливый смех толпы скрывая от него.

«Благодарю, Господь! Ты нас обрек несчастьям,
Но в них лекарство дал для очищенья нам,
Чтоб сильных приобщил к небесным сладострастьям
Страданий временных божественный бальзам.

Я знаю, близ себя Ты поместишь Поэта,
В святое воинство его Ты пригласил.
Ты позовешь его на вечный праздник света,
Как собеседника Властей, Начал и Сил.

Я знаю, кто страдал, тот полон благородства,
И даже ада месть величью не страшна,
Когда в его венце, в короне первородства,
Потомство узнает миры и времена.

Возьми все лучшее, что создано Пальмирой,
Весь жемчуг собери, который в море скрыт.
Из глубины земной хоть все алмазы вырой, —
Венец Поэта все сиянием затмит.

Затем что он возник из огненной стихии
Из тех перволучей, чья сила так светла,
Что, чудо Божие, пред ней глаза людские
Темны, как тусклые от пыли зеркала».[3]

Шарль Бодлер – Цветы зла

Шарль Бодлер – Цветы зла краткое содержание

Цветы зла читать онлайн бесплатно

Сборник стихотворений классика французской литературы Шарля Бодлера, яркого представителя Франции 20—70-х годов XIX века. Бодлером и сейчас одни будут увлечены, другие возмущены. Это значит, что его произведения до сих пор актуальны.

1857 rufr poetry Charles Baudelaire Les Fleurs du Mal 1857 fr jurgennt FB Writer v1.1 MMVII f5f9878b-98bc-102a-94d5-07de47c81719 1.0

v 1.0 – создание fb2-документа – ©Jurgen, август 2007 г.

Бодлер. Цветы зла Наука 1970 Мягкая обложка, 480 стр. Тираж: 50000 экз.

Шарль Бодлер

Цветы Зла

Непогрешимому Поэту

моему дорогому и уважаемому

учителю и другу

Теофилю Готье

как выражение полного преклонения

ЭТИ БОЛЕЗНЕННЫЕ ЦВЕТЫ

Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят и язвят.

Упорен в нас порок, раскаянье – притворно;
За все сторицею себе воздать спеша,
Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
Слезами трусости омыв свой путь позорный.

И Демон Трисмегист, баюкая мечту,
На мягком ложе зла наш разум усыпляет;
Он волю, золото души, испепеляет,
И, как столбы паров, бросает в пустоту;

Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья
И, смело шествуя среди зловонной тьмы,
Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы
Без дрожи ужаса хватаем наслажденья;

Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет
В вертепе нищенском иной гуляка праздный,
Мы новых сладостей и новой тайны грязной
Ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод;

У нас в мозгу кишит рой демонов безумный.
Как бесконечный клуб змеящихся червей;
Вдохнет ли воздух грудь – уж Смерть клокочет в ней
Вливаясь в легкие струей незримо-шумной.

До сей поры кинжал, огонь и горький яд
Еще не вывели багрового узора;
Как по канве, по дням бессилья и позора,
Наш дух растлением до сей поры объят!

Средь чудищ лающих, рыкающих, свистящих
Средь обезьян, пантер, голодных псов и змей,
Средь хищных коршунов, в зверинце всех страстей
Одно ужасней всех: в нем жестов нет грозящих

Нет криков яростных, но странно слиты в нем
Все исступления, безумства, искушенья;
Оно весь мир отдаст, смеясь, на разрушенье.
Оно поглотит мир одним своим зевком!

То – Скука! – облаком своей houka[1] одета
Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.
Скажи, читатель-лжец, мой брат и мой двойник
Ты знал чудовище утонченное это?![2]

Когда веленьем сил, создавших все земное,
Поэт явился в мир, унылый мир тоски,
Испуганная мать, кляня дитя родное,
На Бога в ярости воздела кулаки.

«Такое чудище кормить! О, правый Боже,
Я лучше сотню змей родить бы предпочла,
Будь трижды проклято восторгов кратких ложе,
Где искупленье скверн во тьме я зачала!

За то, что в матери уроду, василиску,
На горе мужу Ты избрал меня одну,
Но, как ненужную любовную записку,
К несчастью, эту мразь в огонь я не швырну,

Я Твой неправый гнев обрушу на орудье
Твоей недоброты, я буду тем горда,
Что это деревце зачахнет на безлюдье
И зачумленного не принесет плода».

Так, не поняв судеб и ненависти пену
Глотая в бешенстве и свой кляня позор,
Она готовится разжечь, сойдя в Геенну,
Преступным матерям назначенный костер.

Но ангелы хранят отверженных недаром,
Бездомному везде под солнцем стол и кров,
И для него вода становится нектаром,
И корка прелая – амброзией богов.

Он с ветром шепчется и с тучей проходящей,
Пускаясь в крестный путь, как ласточка в пол” т
И Дух, в пучине бед паломника хранящий,
Услышав песнь его, невольно слезы льет.

Но от его любви шарахается каждый,
Но раздражает всех его спокойный взгляд,
Всем любо слышать стон его сердечной жажды
Испытывать на нем еще безвестный яд.

Захочет он испить из чистого колодца,
Ему плюют в бадью. С брезгливостью ханжи
Отталкивают все, к чему он прикоснется,
Чураясь гением протоптанной межи.

Его жена кричит по рынкам и трактирам:
За то, что мне отдать и жизнь и страсть он мог,
За то, что красоту избрал своим кумиром,
Меня озолотит он с головы до ног.

Я нардом услажусь и миррой благовонной,
И поклонением, и мясом, и вином.
Я дух его растлю, любовью ослепленный.
И я унижу все божественное в нем.

Когда ж наскучит мне весь этот фарс нелепый
Я руку наложу покорному на грудь,
И эти ногти вмиг, проворны и свирепы,
Когтями гарпии проложат к сердцу путь.

Я сердце вылущу, дрожащее как птица
В руке охотника, и лакомым куском
Во мне живущий зверь, играя, насладится,
Когда я в грязь ему швырну кровавый ком.

Но что ж Поэт? Он тверд. Он силою прозренья
Уже свой видит трон близ Бога самого.
В нем, точно молнии, сверкают озаренья,
Глумливый смех толпы скрывая от него.

«Благодарю, Господь! Ты нас обрек несчастьям,
Но в них лекарство дал для очищенья нам,
Чтоб сильных приобщил к небесным сладострастьям
Страданий временных божественный бальзам.

Я знаю, близ себя Ты поместишь Поэта,
В святое воинство его Ты пригласил.
Ты позовешь его на вечный праздник света,
Как собеседника Властей, Начал и Сил.

Я знаю, кто страдал, тот полон благородства,
И даже ада месть величью не страшна,
Когда в его венце, в короне первородства,
Потомство узнает миры и времена.

Возьми все лучшее, что создано Пальмирой,
Весь жемчуг собери, который в море скрыт.
Из глубины земной хоть все алмазы вырой, —
Венец Поэта все сиянием затмит.

Затем что он возник из огненной стихии
Из тех перволучей, чья сила так светла,
Что, чудо Божие, пред ней глаза людские
Темны, как тусклые от пыли зеркала».[3]

Когда в морском пути тоска грызет матросов,
Они, досужий час желая скоротать,
Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов,
Которые суда так любят провожать.

И вот, когда царя любимого лазури
На палубе кладут, он снежных два крыла,
Умевших так легко парить навстречу бури,
Застенчиво влачит, как два больших весла

Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает!
Краса воздушных стран, как стал он вдруг смешон!
Дразня, тот в клюв ему табачный дым пускает,
Тот веселит толпу, хромая, как и он.

Поэт, вот образ твой! Ты также без усилья
Летаешь в облаках, средь молний и громов,
Но исполинские тебе мешают крылья
Внизу ходить, в толпе, средь шиканья глупцов.[4]

Высоко над водой, высоко над лугами,
Горами, тучами и волнами морей,
Над горней сферой звезд и солнечных лучей
Мой дух, эфирных волн не скован берегами,

Как обмирающий на гребнях волн пловец,
Мой дух возносится к мирам необозримым;
Восторгом схваченный ничем не выразимым,
Безбрежность бороздит он из конца в конец!

Покинь земной туман нечистый, ядовитый;
Эфиром горних стран очищен и согрет,
Как нектар огненный, впивай небесный свет,
В пространствах без конца таинственно разлитый

Отягощенную туманом бытия,
Страну уныния и скорби необъятной
Покинь, чтоб взмахом крыл умчаться безвозвратно
В поля блаженные, в небесные края.

Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею,
Свободной птицею стремится в небеса, —
Кто внял цветов и трав немые голоса,
Чей дух возносится высоко над землею![5]

Природа – строгий храм, где строй живых колонн
Порой чуть внятный звук украдкою уронит;
Лесами символов бредет, в их чащах тонет
Смущенный человек, их взглядом умилен.

Как эхо отзвуков в один аккорд неясный,
Где все едино, свет и ночи темнота,
Благоухания и звуки и цвета
В ней сочетаются в гармонии согласной.

Есть запах девственный; как луг, он чист и свят,
Как тело детское, высокий звук гобоя;
И есть торжественный, развратный аромат —

Слиянье ладана и амбры и бензоя:
В нем бесконечное доступно вдруг для нас,
В нем высших дум восторг и лучших чувств экстаз![6]

V. Люблю тот век нагой, когда, теплом богатый.

Шарль Бодлер – Цветы зла

Шарль Бодлер – Цветы зла краткое содержание

Цветы зла читать онлайн бесплатно

Сборник стихотворений классика французской литературы Шарля Бодлера, яркого представителя Франции 20—70-х годов XIX века. Бодлером и сейчас одни будут увлечены, другие возмущены. Это значит, что его произведения до сих пор актуальны.

1857 rufr poetry Charles Baudelaire Les Fleurs du Mal 1857 fr jurgennt FB Writer v1.1 MMVII f5f9878b-98bc-102a-94d5-07de47c81719 1.0

v 1.0 – создание fb2-документа – ©Jurgen, август 2007 г.

Бодлер. Цветы зла Наука 1970 Мягкая обложка, 480 стр. Тираж: 50000 экз.

Шарль Бодлер

Цветы Зла

Непогрешимому Поэту

моему дорогому и уважаемому

учителю и другу

Теофилю Готье

как выражение полного преклонения

ЭТИ БОЛЕЗНЕННЫЕ ЦВЕТЫ

Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомые, и жалят и язвят.

Упорен в нас порок, раскаянье – притворно;
За все сторицею себе воздать спеша,
Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
Слезами трусости омыв свой путь позорный.

И Демон Трисмегист, баюкая мечту,
На мягком ложе зла наш разум усыпляет;
Он волю, золото души, испепеляет,
И, как столбы паров, бросает в пустоту;

Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья
И, смело шествуя среди зловонной тьмы,
Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы
Без дрожи ужаса хватаем наслажденья;

Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет
В вертепе нищенском иной гуляка праздный,
Мы новых сладостей и новой тайны грязной
Ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод;

У нас в мозгу кишит рой демонов безумный.
Как бесконечный клуб змеящихся червей;
Вдохнет ли воздух грудь – уж Смерть клокочет в ней
Вливаясь в легкие струей незримо-шумной.

До сей поры кинжал, огонь и горький яд
Еще не вывели багрового узора;
Как по канве, по дням бессилья и позора,
Наш дух растлением до сей поры объят!

Средь чудищ лающих, рыкающих, свистящих
Средь обезьян, пантер, голодных псов и змей,
Средь хищных коршунов, в зверинце всех страстей
Одно ужасней всех: в нем жестов нет грозящих

Нет криков яростных, но странно слиты в нем
Все исступления, безумства, искушенья;
Оно весь мир отдаст, смеясь, на разрушенье.
Оно поглотит мир одним своим зевком!

То – Скука! – облаком своей houka[1] одета
Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.
Скажи, читатель-лжец, мой брат и мой двойник
Ты знал чудовище утонченное это?![2]

Когда веленьем сил, создавших все земное,
Поэт явился в мир, унылый мир тоски,
Испуганная мать, кляня дитя родное,
На Бога в ярости воздела кулаки.

«Такое чудище кормить! О, правый Боже,
Я лучше сотню змей родить бы предпочла,
Будь трижды проклято восторгов кратких ложе,
Где искупленье скверн во тьме я зачала!

За то, что в матери уроду, василиску,
На горе мужу Ты избрал меня одну,
Но, как ненужную любовную записку,
К несчастью, эту мразь в огонь я не швырну,

Я Твой неправый гнев обрушу на орудье
Твоей недоброты, я буду тем горда,
Что это деревце зачахнет на безлюдье
И зачумленного не принесет плода».

Так, не поняв судеб и ненависти пену
Глотая в бешенстве и свой кляня позор,
Она готовится разжечь, сойдя в Геенну,
Преступным матерям назначенный костер.

Но ангелы хранят отверженных недаром,
Бездомному везде под солнцем стол и кров,
И для него вода становится нектаром,
И корка прелая – амброзией богов.

Он с ветром шепчется и с тучей проходящей,
Пускаясь в крестный путь, как ласточка в пол” т
И Дух, в пучине бед паломника хранящий,
Услышав песнь его, невольно слезы льет.

Но от его любви шарахается каждый,
Но раздражает всех его спокойный взгляд,
Всем любо слышать стон его сердечной жажды
Испытывать на нем еще безвестный яд.

Захочет он испить из чистого колодца,
Ему плюют в бадью. С брезгливостью ханжи
Отталкивают все, к чему он прикоснется,
Чураясь гением протоптанной межи.

Его жена кричит по рынкам и трактирам:
За то, что мне отдать и жизнь и страсть он мог,
За то, что красоту избрал своим кумиром,
Меня озолотит он с головы до ног.

Я нардом услажусь и миррой благовонной,
И поклонением, и мясом, и вином.
Я дух его растлю, любовью ослепленный.
И я унижу все божественное в нем.

Когда ж наскучит мне весь этот фарс нелепый
Я руку наложу покорному на грудь,
И эти ногти вмиг, проворны и свирепы,
Когтями гарпии проложат к сердцу путь.

Я сердце вылущу, дрожащее как птица
В руке охотника, и лакомым куском
Во мне живущий зверь, играя, насладится,
Когда я в грязь ему швырну кровавый ком.

Но что ж Поэт? Он тверд. Он силою прозренья
Уже свой видит трон близ Бога самого.
В нем, точно молнии, сверкают озаренья,
Глумливый смех толпы скрывая от него.

«Благодарю, Господь! Ты нас обрек несчастьям,
Но в них лекарство дал для очищенья нам,
Чтоб сильных приобщил к небесным сладострастьям
Страданий временных божественный бальзам.

Я знаю, близ себя Ты поместишь Поэта,
В святое воинство его Ты пригласил.
Ты позовешь его на вечный праздник света,
Как собеседника Властей, Начал и Сил.

Я знаю, кто страдал, тот полон благородства,
И даже ада месть величью не страшна,
Когда в его венце, в короне первородства,
Потомство узнает миры и времена.

Возьми все лучшее, что создано Пальмирой,
Весь жемчуг собери, который в море скрыт.
Из глубины земной хоть все алмазы вырой, —
Венец Поэта все сиянием затмит.

Затем что он возник из огненной стихии
Из тех перволучей, чья сила так светла,
Что, чудо Божие, пред ней глаза людские
Темны, как тусклые от пыли зеркала».[3]

Когда в морском пути тоска грызет матросов,
Они, досужий час желая скоротать,
Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов,
Которые суда так любят провожать.

И вот, когда царя любимого лазури
На палубе кладут, он снежных два крыла,
Умевших так легко парить навстречу бури,
Застенчиво влачит, как два больших весла

Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает!
Краса воздушных стран, как стал он вдруг смешон!
Дразня, тот в клюв ему табачный дым пускает,
Тот веселит толпу, хромая, как и он.

Поэт, вот образ твой! Ты также без усилья
Летаешь в облаках, средь молний и громов,
Но исполинские тебе мешают крылья
Внизу ходить, в толпе, средь шиканья глупцов.[4]

Высоко над водой, высоко над лугами,
Горами, тучами и волнами морей,
Над горней сферой звезд и солнечных лучей
Мой дух, эфирных волн не скован берегами,

Как обмирающий на гребнях волн пловец,
Мой дух возносится к мирам необозримым;
Восторгом схваченный ничем не выразимым,
Безбрежность бороздит он из конца в конец!

Покинь земной туман нечистый, ядовитый;
Эфиром горних стран очищен и согрет,
Как нектар огненный, впивай небесный свет,
В пространствах без конца таинственно разлитый

Отягощенную туманом бытия,
Страну уныния и скорби необъятной
Покинь, чтоб взмахом крыл умчаться безвозвратно
В поля блаженные, в небесные края.

Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею,
Свободной птицею стремится в небеса, —
Кто внял цветов и трав немые голоса,
Чей дух возносится высоко над землею![5]

Природа – строгий храм, где строй живых колонн
Порой чуть внятный звук украдкою уронит;
Лесами символов бредет, в их чащах тонет
Смущенный человек, их взглядом умилен.

Как эхо отзвуков в один аккорд неясный,
Где все едино, свет и ночи темнота,
Благоухания и звуки и цвета
В ней сочетаются в гармонии согласной.

Есть запах девственный; как луг, он чист и свят,
Как тело детское, высокий звук гобоя;
И есть торжественный, развратный аромат —

Слиянье ладана и амбры и бензоя:
В нем бесконечное доступно вдруг для нас,
В нем высших дум восторг и лучших чувств экстаз![6]

V. Люблю тот век нагой, когда, теплом богатый.

Рецензии на книгу « Цветы Зла »

Шарль Бодлер

ISBN:978-5-371-00386-7
Год издания:2013
Издательство:Престиж Бук
Серия:Бессмертные строки
Язык:Русский

Шарль Бодлер – классик французской литературы XIX в., предшественник символизма, имел репутацию “проклятого” поэта. Но, как писал Поль Валери, “если среди наших поэтов и есть более великие и более могущественно одаренные, чем Бодлер, то нет более значительных. с Бодлером французская поэзия вышла наконец за пределы Франции. Она понудила мир читать себя; она предстала в качестве поэзии современности; она вызывает подражания. “. И действительно, влияние, оказанное Бодлером на русскую поэзию, не с чем соотнести.
В этом сборнике представлено полное собрание поэтических произведений Бодлера (за исключением стихов в прозе).

Лучшая рецензия на книгу

Впечатления от книги двойственные: безусловный талант воспевающий тлен, прах, страсть в ее самом низменном проявлении. Ядовитые цветы, полные гноя и разъедающие душу. Стихи острые, как стальные лезвия, но чувствуется в них надломленность.
Упорен в нас порок, раскаянье – притворно;

За все сторицею себе воздать спеша,

Опять путем греха, смеясь, скользит душа,

Слезами трусости омыв свой путь позорный.
Богооставленность человеческой души, которая мечется и бъется, как мотылек о стекло лампы, вместо того, чтобы наслаждаться светом солнца.

Кураторы

Поделитесь своим мнением об этой книге, напишите рецензию!

Рецензии читателей

Очаровашка, лапочка Шарль, я пишу тебе это письмо для того, чтобы выразить своё признание за всё, что ты сделал для меня за эти годы. А годы эти немалые, скажу я тебе: примерно десять лет, не меньше. С твоим творчеством я познакомилась, к сожалению, только сейчас, но могу с уверенностью сказать, что твой призрак сопровождал меня на протяжении этого десятка лет.

Началось всё с того, что твоей фамилией были наделены сиротки Бодлеры из прелестного произведения «33 несчастья» Лемони Сникета , которыми я зачитывалась. Однако, не зная твои произведения, я слышала, что они наполнены мрачностью и готической атмосферой, которой я так увлекалась в страрших классах. Но я до сих пор не могу понять, почему пренебрегла тобой, мой дорогой.

Я была настолько впечатлена слухами о тебе и детской книгой, что в итоге логин моего почтового акаунта стала твоя фамилия, которая и преследовала, и давила, и напоминала мне о том, что мы до сих пор не знакомы. И вот я решила исправить это недоразумение. Здравствуй же, мой фаворит.

Представляя себе твои хмурые и пессимистические произведения, я не могла и представить такую безысходность, которая исходит от тебя, и которая захватывает просто с головой. Это оказались самые тёмные, с примесью обреченности, самые душевные и необычные стихи, которые я прочитала в своей жизни. Одно время меня так же впечатлил Николай Гумилёв , но ты, мой бесценный, превзошёл его, за что я и хотела сказать тебе спасибо.

Верная фанатка твоего истинного гения,
Cloudy Wood.

Очаровашка, лапочка Шарль, я пишу тебе это письмо для того, чтобы выразить своё признание за всё, что ты сделал для меня за эти годы. А годы эти немалые, скажу я тебе: примерно десять лет, не меньше. С твоим творчеством я познакомилась, к сожалению, только сейчас, но могу с уверенностью сказать, что твой призрак сопровождал меня на протяжении этого десятка лет.

Началось всё с того, что твоей фамилией были наделены сиротки Бодлеры из прелестного произведения «33 несчастья» Лемони Сникета , которыми я зачитывалась. Однако, не зная твои произведения, я слышала, что они наполнены мрачностью и готической атмосферой, которой я так увлекалась в страрших классах. Но я до сих пор не могу понять, почему пренебрегла тобой, мой дорогой.

Я была настолько впечатлена слухами о тебе и детской книгой, что… Развернуть

Рифма боли, сплина, сломленной любви, непонимания и отдалённости – в целом, роман о цветах зла. Что есть эти самые цветы зла? Каждый из нас дарил, получал эти цветы. Клал (пусть и не каждый) их на могильную плиту. Восхищался ими, писал натюрморты или просто восторгался прекрасными запахами. Они украшают нашу землю, они всегда рядом. Возьмите в руку книгу “цветы зла” – они так же окружают нас повсюду. Что для вас – тот самый цветок зла? И если вы хотите понять, чего стоит дух лирики, хотите заглянуть в душу одного из самых загадочных и великих поэтов всех эпох. она уже лежит на вашем столе?
p.s. не нужно воспринимать стихотворения по отдельности – это одно, целостное произведение. От самого первого сонета и до последней строки.

У каждого поэта есть свой особый стиль, и настоящие ценители по одному стиху сразу могут сказать кто именно это написал. Я лишена такого дара. Взять хотя бы моего любимого Тютчева: его стихи многогранны, затронуто слишком много разных тем, кажется,даже слог меняется. Но вот я нашла поэта, которого, наверное, теперь всегда узнаю – это Шарль Бодлер. О чём бы он не писал всё возвращается к теме смерти. И смерть эта не благородная дама с косой, это черви пожирающие плоть,загробная жизнь не приносящая отрады.

Шарль Бодлер ещё в студенческие познал ласки жриц любви, потоки вин, после описал действие гашиша. Мог ли такой человек писать о чём-то возвышенном? Не знаю. Около 20 лет у него была одна муза,которая,как и он, умерла от сифилиса.

К чему я всё это? Просто хотелось понять почему всё у него сводится к одному. Вот видит он девушку симпатичную, признаётся в любви,но в конце пишет,что красота ее померкнет и она,как и все умрёт. И так со всеми и обо всём. Две главные темы – сексуальное влечение и влечение к смерти. Так это же Эрос и Танатос. Интересно, а Фрейд не любил стихи Бодлера? Им точно было бы о чём поговорить.

Очень сложно писать отзыв на сборник стихов, особенно когда они слишком похожи друг на друга. Хотя, я смогла выбрать для себя 4,которые мне действительно приглянулись, и в них нет той всепоглощающей похоти и рассуждений о неминуемой смерти,хотя.

“Её печаль о том, что многие года
Ей было жить дано, что жить ей должно ныне,
Но, что всего страшней, во мгле ее уныний,
Как нам, ей суждено жить завтра, жить всегда!”

Как итог: Если любите готические произведения,интересуетесь темой смерти, то обязательно познакомьтесь с данными автором. Если нет,то в качестве расширения кругозора всё равно почитайте его.

Книга прочитана в рамках “Игры в классики”

У каждого поэта есть свой особый стиль, и настоящие ценители по одному стиху сразу могут сказать кто именно это написал. Я лишена такого дара. Взять хотя бы моего любимого Тютчева: его стихи многогранны, затронуто слишком много разных тем, кажется,даже слог меняется. Но вот я нашла поэта, которого, наверное, теперь всегда узнаю – это Шарль Бодлер. О чём бы он не писал всё возвращается к теме смерти. И смерть эта не благородная дама с косой, это черви пожирающие плоть,загробная жизнь не приносящая отрады.

Шарль Бодлер ещё в студенческие познал ласки жриц любви, потоки вин, после описал действие гашиша. Мог ли такой человек писать о чём-то возвышенном? Не знаю. Около 20 лет у него была одна муза,которая,как и он, умерла от сифилиса.

К чему я всё это? Просто хотелось понять почему… Развернуть

Книга отчаяния и непокорности

Ю. Данилин

Шарль Бодлер — одна из самых трагических фигур в истории французской поэзии XIX века. Участник революции 1848 года и ее знаменитого июньского рабочего восстания, враг бонапартистского декабрьского переворота 1851 года, он стал затем одною из красноречивейших жертв свирепой политической реакции, которой сопровождался приход Второй империи.

Это было время, когда из Франции эмигрировали Виктор Гюго, Эжен Сю, Феликс Пиа и когда на долю многочисленных народных поэтов 1848 года выпали всевозможные преследования, в результате которых Пьер Дюпон и Пьер Лашамбоди были приговорены к ссылке, Гюстав Матье не выходил из тюрем, затравленный Шарль Жилль покончил с собою. Маску бесстрастия, аполитизма должен был надеть на себя такой крупный поэт, как Леконт де Лиль. Многие писатели потеряли возможность печататься, а другие по воле реакции попадали под суд, как это случилось с Флобером, с Гонкурами, с Дюма-отцом, с Бодлером, да и не только с ними.

Весь остаток жизни Бодлера после революции 1848 года полностью приходится на время реакции, в обстановке которой и появился на свет знаменитый сборник стихотворений «Цветы Зла».

Бодлер не мог молчать о том, что его переполняло, не мог надеть какую-либо маску, а душа его изнемогала от величайшей человеческой боли и муки. «Цветы Зла» — это книга вчерашнего мятежника, вынужденного частью похоронить, частью скрывать свои былые вольнолюбивые стремления, которые порою все же напоминают о себе в его книге. Бодлер мечтал в 1848 году о великих назревших социальных реформах, призванных пересоздать общество во имя счастья людей, во имя справедливости к обездоленному трудовому народу. А теперь поэт оказался приговорен к каторге существования в том Париже, который из светоча свободы превратился в некую «яму, где теперь — гниенье и распад», где человек обречен на безмолвное подчинение существующему гнету, на одно неизбывное страдание, на духовное оцепенение и где поэту остается искать забвения в вине, гашише, любовных связях, в разгуле чувственности, а слагая стихи, лишь эстетизировать свои страдания, разврат, самый порок:

Нет ничего страшней жестокости светила.
Что излучает лед. А эта ночь — могила.
Где Хаос погребен! Забыться бы теперь
Тупым, тяжелым сном — как спит в берлоге зверь.
Забыться и забыть и сбросить это бремя.
Покуда свой клубок разматывает время.
(Перевела А. Эфрон)

Так поэт очутился на каком-то дне жизни, по его выражению — в «аду». Но мятежник не умирал в Бодлере. «Сплин и Идеал», крупнейший раздел «Цветов Зла», свидетельствует о вечных противоречиях и постоянной борьбе в душе поэта. Нет, еще не погибли в нем представления о высоком и прекрасном. Как у воспетого им Дон-Жуана в преисподней, у него еще сохранялись гордость и непримиримость. Пусть он горько называет себя «трупом меж трупами, в ком все давно мертво», пусть твердит в минуту безнадежности, что ему «все равно, какой идти теперь тропою», пусть отрекается от старых дорогих заветов («мятеж. не оторвет меня от начатой страницы») — все это было так, но одновременно его книга была проклятием этим настроениям, судорожной попыткой вырваться из их круга. Вот один пример: опьяняясь женщиной как «вспышкой яркого огня» «в моей безрадостной Сибири», подчиняясь ее влекущему соблазну, Бодлер в то же время исступленно клянет Жанну Дюваль как «чудовище», как «вампира» и мучительно жаждет преодолеть ее порочную власть.

В разделе «Сплин и Идеал» господствуют мрачные тона пессимизма, «тоски свинцовые края». В последующих разделах книги уже мелькают некие проблески света. Душа поэта теплеет, когда он пишет об улицах большого города, где перед ним то семеро обездоленных стариков, зрелище которых пробуждает в нем «братскую дрожь», то горемычные старухи, восьмидесятилетние изношенные Евы, обрисованные им с таким состраданием. Его умиляет мудрец-тряпичник, полный «любви к поверженным» и «гнева к сильным», готовый «царственно диктовать» законы общественного переустройства. Поэт любит этих простых людей, бедняг, отверженных Богом, которому нет дела до их выстраданных «богохулений», до «стона замученных и корчащихся в пытке». Романтику, каким был Бодлер, кажется, что защитить этих несчастных, «кто наг, и нищ, и сир», способен лишь Сатана, единственный «обиженных мститель». Но у поэта еще не угасла вера в борьбу самих обездоленных, и в знаменитом стихотворении «Авель и Каин» он призывает исстрадавшихся, нищих и голодных потомков Каина сбросить наконец с себя иго благополучных, буржуазно-самодовольных и лелеемых богом Авелей:

Каина дети! кончается горе,
Время настало, чтоб быть вам на воле!
Авеля дети! теперь берегитесь!
Зов на последнюю битву я внемлю!
Каина дети! на небо взберитесь!
Сбросьте неправого бога на землю!
(Перевел В. Брюсов)

Да, Бодлер не стал трупом, и не все пути были ему безразличны. Вместе с волей к справедливости в нем жила и неистребимая воля к прекрасному. Поэт, он уподоблял себя Солнцу, способному все «вещи низкие очистить навсегда». Впечатления окружавшего его страшного мира он переплавлял в самоцветы искусства, в те ювелирно отчеканенные стихотворения, в частности сонеты, мастерству которых дивился взыскательный Теофиль Готье.

Но вся глубочайшая искренность мучившегося поэта, представшая в художественном великолепии «Цветов Зла», послужила буржуазной реакции лишь удобным поводом отдать в 1857 году автора книги под суд за оскорбление «добрых нравов», за «бесстыдство» его искусства, которое прокурор смятенно именовал «безнравственным реализмом». Бодлер был осужден, подвергнут штрафу, группа стихотворений из «Цветов Зла» была впредь запрещена к печати, а поэт отошел к потомству с аттестацией аморального литератора и плохого гражданина, пугала для всех добропорядочных людей.

Впоследствии символисты и декаденты высоко превознесли Бодлера как одного из «проклятых» поэтов. Однако лишь в кругах революционеров были по-настоящему оценены и весь трагизм его жизненной участи, и смысл его знаменитой книги — вовсе не как романтической апологии Зла. Можно ли забыть о Луизе Мишель, наслаждавшейся чтением этих стихов на баррикадах Парижской коммуны? Русский поэт-народоволец Мельшин еще в 1890-х годах начал переводить «Цветы Зла»; интерес к Бодлеру вполне разделяли Горький и Луначарский.

«Цветы Зла» много раз издавались в русских переводах, но обычно в виде сборника избранных стихотворений.

Большая статья Н. И. Балашова «Легенда и правда о Бодлере» — лучшее из написанного о поэте на русском языке. Сжато и в то же время всесторонне полно очерчен здесь жизненный и творческий путь Бодлера, охарактеризованы различные стороны его литературного наследия, его искания, достижения, ошибки и противоречия. Этому очерку, основанному на критическом изучении богатой зарубежной литературы о Бодлере, не хватает, пожалуй, только подробных данных о направлении поэтических поисков Бодлера в 1840-х годах, что разъясняло бы, с каким духовным и творческим багажом поэт пришел к революции 1848 года; дело в том, что произведения 40-х годов в «Цветах Зла» исчерпываются каким-нибудь десятком слишком уж разнообразных по теме стихотворений. Поэтому слова Н. И. Балашова о том, что Бодлер еще в 40-х годах «создавал основу» своего сборника, нуждались бы в большем обосновании.

Комментарии, составленные с исчерпывающей полнотой, создают в целом давно желанный тип издания классика, порою превосходящий по своей заботливости и вниманию к деталям былые книги издательства «Academia». Особенно ценно, что во многих случаях здесь приводятся варианты переводов одного стихотворения: это позволяет читателю глубже оценить творческий замысел Бодлера и средства художественного воплощения этого замысла.

Л-ра: Новый мир. – 1971. – № 8. – С. 259-261.

Ключевые слова: Шарль Бодлер,Charles Baudelaire,Цветы зла,декаданс,символизм,критика на творчество Шарля Бодлера,критика на произведения Шарля Бодлера,скачать критику,скачать бесплатно,французская литература 19 в

Ссылка на основную публикацию