Анализ рассказа Сон Макара Короленко

Анализ рассказа В.Г. Короленко “Сон Макара”.

Лесков рано разглядел дарование Короленко, называя его имя в числе талантливых молодых писателей, которые «тоже, в свою силу, возбуждают в читателях добрые чувства и честные мысли»: «Пока ещё есть читатели, – нужны и писатели, без участия которых непременно ощутился бы недостаток в чтении. И притом в числе молодых беллетристов есть люди с хорошими дарованиями и тоже с здоровым реальным направлением. Говоря это, хочется назвать г. Гаршина, который пишет прекрасно и который далеко ещё не достиг предела полного развития своего таланта. За ним, может быть, следовало бы упомянуть Короленко и молодого писателя Чехова Мы так небогаты талантливыми людьми, что нам надо беречь наши “всходы”» [i] .

Мотивы «рождественского рассказа» Н.С. Лескова «На краю света» (1875) различимы в «святочном рассказе» В.Г. Короленко «Сон Макара» (1883).

В некоторых вопросах религиозной веры и познания о Боге маститый писатель в чём-то совпадал с Короленко. «Думаю и верю, что “весь я не умру”, но какая-то духовная постать уйдёт из тела и будет продолжать “вечную жизнь”, но в каком роде это будет, – об этом понятия себе составить нельзя здесь, и дальше это Бог весть когда уяснится. – писал Лесков А.К. Чертковой в 1894 году, за год до смерти. – Мне очень понравилась фантазия Короленки “Тени”, присоединённая в конце к книжечке о Сократе. Я тоже так думаю, что определительного познания о Боге мы получить не можем при здешних условиях жизни, да и вдалеке ещё это не скоро откроется, и на это нечего досадовать, так как в этом, конечно, есть воля Бога» ( XI , 577).

«Вещи и явления, которых мы не можем постигать нашим рассудком, вовсе не невозможны от этого. – размышлял Лесков. – Я признаю священные тайны Завета и не подвергаю их бесплодной критике. К чему, когда инструмент наш плох и не берёт этого?» Идея о непознаваемости Бога человеческим разумом сочетается у писателя-христианина с богопознанием путём интуитивного открытия человеком Божественной премудрости: «Куда ни глянь – всё чудо: вода ходит в облаке, воздух землю держит, как пёрышко; – радуется «дивотворному» благоустроению мира «маленький монашек» отец Кириак в повести «На краю света», – вот мы с тобою прах и пепел, а движемся и мыслим, и то мне чудесно; а умрём, и прах рассыпется, а дух пойдёт к Тому, Кто его в нас заключил. И то мне чудно: как он наг безо всего пойдёт? Кто ему крыла даст, яко голубице, да полетит и почиет?» ( V , 464).

«Хоть нам не дано ясно “ответчиво” знать о том высшем горизонте бытия, в который имеет претвориться человек, – размышляет современный философ, – но мы знаем твёрдо, что самое стремление человека к этому высшему горизонту есть не что иное, как стремление к преодолению смерти, к избавлению от обречённости Ничто. В этом – последний и самый глубинный смысл духовной работы человека: смысл эсхатологический» [ii] .

Встреча героя рассказа Короленко – полудикого жителя якутской тайги – с Богом, «большим Тойоном» (по представлениям Макара) происходит, когда Макар замерзает в тайге в самый канун Рождества.

Этот художественный ход – смерть обездоленного человека под Рождество – известен в святочной литературе («Девочка со спичками» Андерсена, «Ёлка сироты» Рюккерта, «Мальчик у Христа на ёлке» Достоевского и др.). Но в отличие от героев названных произведений Макар у Короленко не сразу попадает в объятия Божественного милосердия. Сначала ему предстоит строгий суд Всевышнего, и приговор беспощаден: «Вижу, что ты обманщик, ленивец и пьяница Отдать этого ленивца трапезнику в мерины, и пусть он возит на нём исправника, пока не заездит…» [iii] .

Здесь «Большой Тойон» напоминает скорее представления полудиких жителей «края света», «куда Макар телят не гонял», о «сильном божестве», гнева которого надо опасаться. Деревянная чаша весов с грехами Макара перетянула золотую чашу добродетелей. Присутствующие здесь Ангелы – «молодые Божьи работники» в белоснежных одеждах, у каждого из которых «на спине болтались большие белые крылья», и Макаров знакомый добрый попик Иван, умерший несколько лет назад, не в силах помочь.

Но за грешника вступается Милосердный Сын сурового Бога. Согласно рождественской концепции «Христос рождается прежде падший восставити образ». Господь Бог не хочет вечных мук и смерти грешника, является в мир для искупления и очищения падшего человека. Сын Божий просветляет тёмное сознание забитого Макара, наделяет его рождественским даром. Здесь это дар слова – с тем, чтобы безропотный, бессловесный человек, загнанный угнетателями всех мастей, возродился, самовосстановился и смог бы оправдаться перед Богом, дать «ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12: 36–37).

Короленко неслучайно выбирает здесь форму несобственно прямой речи, проникнутой авторским пафосом, поскольку также полон сочувствия к бедняку-страдальцу: «Да, его гоняли всю жизнь! Гоняли старосты и старшины, заседатели и исправники, требуя подати; гоняли попы, требуя ругу; гоняли нужда и голод; гоняли морозы и жары, дожди и засуха; гоняла промёрзшая земля, злая тайга!» (26).

Бесхитростным рассказом о своей мученической жизни Макар приводит «Большого Тойона» в замешательство. Это совершенно новый, непривычный ход в святочной беллетристике, когда не сразу срабатывает важнейшая мотивировка чуда рождественского спасения. Не только лесковский архиерей в рассказе «На краю света», но и Всевидящий «Большой Тойон» в рассказе Короленко не сразу разглядел за грубой и неприглядной оболочкой чистую душу. «Большой Тойон» задумался: «– Что же это, – сказал Он, – ведь есть же у Меня на земле настоящие праведники… Глаза их ясны, и лица светлы, и одежда без пятен… Сердца их мягки, как добрая почва А ты посмотри на себя…» (27).

В самом деле, внешность Макара мало чем отличается от портрета дикаря, каким увидел его вначале владыка в «На краю света»: «рожа обмылком – ничего не выражает; в гляделках, которые стыд глазами назвать, – ни в одном ни искры душевного света; самые звуки слов, выходящих из его гортани, какие-то мёртвые: в горе ли, в радости всё одно произношение, вялое и бесстрастное Где ему с этими средствами искать отвлечённых истин, и что ему в них?» ( V , 489). Также и в наружном облике Макара нет никакого благообразия: «глаза его мутны и лицо темно, волосы и борода всклокочены, и одежда изорвана» (27).

«Не судите по наружности, но судите судом праведным» (Ин. 7, 24), – эти евангельские слова, избранные Лесковым в качестве эпиграфа к повести «Владычный суд», как нельзя лучше подошли бы и к рассказу Короленко.

Грешник, считающий себя отделённым от Бога, интуитивно страшится перехода в план смертного греха и небытия. Но человек, который и был сотворён для цельного и гармоничного бытия, обретает искомую полноту и самодостаточность, устремляясь к единению с Богом, желая превзойти свою ограниченность.

Небесная «большая дверь, которую раньше скрывали туманы» (21), для Макара открыта. Здесь снова перекличка с Лесковым, также не раз размышлявшим о том, кто достоин Царствия Небесного. В «рождественском рассказе» «На краю света» впервые появляется образ-символ «билета», развитый затем в «Братьях Карамазовых» (1881) Достоевским. «Ну а теперь мы видим, – пишет Лесков, – что рядом с нами туда же бредёт человечек без билета. Мы думаем: “Вот дурачок! Напрасно он идёт: не пустят его! Придёт, а его привратники вон выгонят”. А придём и увидим: привратники-то его погонят, что билета нет, а Хозяин увидит, да, может быть, и пустить велит, – скажет: “Ничего, что билета нет, – Я его и так знаю: пожалуй, входи”, – да и введёт, да ещё, гляди, лучше иного, который с билетом пришёл, станет чествовать» ( V , 472).

В финале рассказа Короленко сглаживается наметившееся отступление от традиционных святочных мотивировок. На первый план выступают главные рождественские мотивы – чудо, спасение, дар.

Макар, всю жизнь страшившийся больших и малых начальников, не имеющих понятия о сострадании и жалости к простому человеку, почувствовал у небесных врат милосердное заступничество Божие, на которое и не смел надеяться. Так, в святочном рассказе явлена евангельская «сверх надежды надежда», «ибо мы спасены в надежде» (Рим. 8: 24). Преображение Макара, полнота его единения с Богом наступают, когда смягчилось сердце героя, хлынули очистительные слёзы.

В преданиях Восточной Церкви, христианской «антропологии цельности» сердце является проводником человека к Богу, средоточием благодати даров Святого Духа. Ещё в первые века христианства святой Макарий Египетский учил о необходимости «собрать в любви ко Господу рассеянное по всей земле сердце». Исаак Сирин учил: «сердце обнимает в себе и держит в своей власти внутренние чувства. Оно есть корень, а если корень свят, то и ветви святы, то есть если сердце доводится до чистоты, то ясно, что очищаются и все чувства» [iv] .

Это подлинно рождественский финал с торжеством высшей справедливости, с размягчением сердец и даром благодатных слёз умиления: «И Макар дрогнул, на сердце его пало сознание, что его жалеют, и оно смягчилось И он заплакал. И Старый Тойон тоже плакал… И плакал попик Иван, и молодые Божьи работники лили слёзы, утирая их широкими белыми рукавами.

А весы всё колыхались, и деревянная чашка подымалась всё выше и выше!» (29).

«Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но ещё не открылось, чтó будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть. И всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя так, как Он чист» (1 Ин. 3: 2–3). Христианское упование Иоанна Богослова может служить глубинной метафизической основой святочного рассказа Короленко «Сон Макара».

[i] Лесков Н.С. Собр. соч.: В 11 т. – М.: ГИХЛ, 1956–1958. – Т. XI . – С. 138–139. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием тома и страниц.

[ii] Хоружий С.С. После перерыва. Пути русской философии. – СПб.: Алетейя, 1994. – С. 293.

[iii] Короленко В.Г. Повести и рассказы. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 25. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием страниц.

[iv] Исаак Сирин. Слова подвижнические. – М., 1993. – С. 24.

Особенности художественного метода Короленко. Сон Макара, Слепой музыкант, Дети подземелья.

Владимир Галактионович Короленко – это, наверное, единственный (разве что кроме Гоголя) великий писатель, которого справедливо считают «своим» два народа: украинский и русский.

Судьба распорядилась так, что, человек, неразрывно связанный с русской культурой, ставший, по существу, выразителем её глубинной сути, почти 40 лет прожил на Украине. Половину отпущенного ему срока он провёл в Житомире и Полтаве.

Две губернские столицы тогдашней Малороссии стали «альфой и омегой» жизненного пути писателя, во многом повлияв не только на его литературное творчество, но и прежде всего – на абсолютную и бескомпромиссную гражданскую честность, постоянное проявление которой позволило Максиму Горькому сказать о Короленко: «Среди русских культурных людей я не встречал человека с таким неутомимым стремлением к правде-справедливости».

Тест на внимательность Только 5% пользователей набирают 100 баллов. Сколько баллов наберешь ты?

Бесспорно, первые ростки этого «стремления к правде» появились в душе Короленко ещё в «волынском» детстве.

Житомир, где 15 июля 1853 года появился на свет будущий писатель (в доме в 1973 году открыт мемориальный музей), был тогда столицей большой Волынской губернии – уникального по тем временам региона с хитросплетением политических, национальных и религиозных особенностей.

Кроме демонстрации довольно высоких результатов в учёбе, будущий классик, как свидетельствуют документы, был незаурядным хулиганом. В Государственном архиве Житомирской области хранится список гимназистов, которых подвергали аресту(!) за дебоширство и прогулы уроков. Среди фамилий «героев» есть и Володя Короленко.

Не меньший интерес вызывает ещё один архивный документ – свидетельство, выданное Еве Короленко 22 мая 1869 года Волынским губернским предводителем дворянства. Свидетельство подтверждало дворянское происхождение её детей: Владимира, Иллариона, Юлиана, Евы и Марии.

Через 12 лет дворянин Владимир Короленко откажется присягать новому императору Александру III, поскольку предварительно сделал то, чего другие не делали: внимательно прочитал текст присяги. И нашёл там требование стать доносчиком: докладывать… «уведав о том, в ущербе его величества интереса, вреде и убытке».

Последовал арест; трудный путь в Восточную Сибирь; тюрьмы и, наконец, поселение в отдалённом районе Якутской области, в слободе Амге.

Владимир Короленко начал свою литературную деятельность ещё в конце XIX века, но большой публикой не был замечен. Его первая повесть «Эпизоды из жизни искателя» появилась в журнале «Слово» в 1879 году. Сам автор, очень строгий к себе и вносивший в (им самим изданные) собрания своих произведений далеко не всё им написанное, не включил в них «Эпизоды. ». А между тем, несмотря на большие художественные недочёты, эта повесть по-своему замечательна как историческое свидетельство нравственного подъёма, охватившего русскую молодёжь 70-х.

Герой рассказа – «искатель» – как-то органически, до мозга костей проникнут сознанием, что каждый человек должен себя посвятить общественному благу и ко всякому, кто заботится только о себе и думает о своём личном счастье, относится с нескрываемым презрением.

Интерес рассказа в том и заключается, что в нём нет ничего напускного: это не щеголянье альтруизмом, а глубокое настроение, проникающее человека насквозь. И в этом настроении – источник всей дальнейшей деятельности Короленко.

В 80-х годах выходят в свет рассказы, в основу которых легли впечатления сибирской жизни.

Их герои – бродяги, каторжники, «гулящие люди»: «Убивец», «Сон Макара», «В дурном обществе». «Соколинец», «Черкес». Сибирская тема будет продолжена и в рассказах 90-х годов: «Ат-Даван», «Марусина заимка».

Но есть у каждого художника слова произведение, которое как в фокусе собирает специфические особенности его художественного метода.

Таким произведением для Короленко стала повесть «Слепой музыкант».

Начата в январе 1886 года.

Работа шла быстро, и когда первые главы были отосланы в «Русские ведомости», на полученный аванс была скромно отпразднована свадьба писателя.

В том же году повесть появилась в журнале «Русская мысль» (седьмой номер) в несколько изменённом варианте. Немногим позднее вышло первое отдельное издание. Вносил писатель исправления и значительные изменения в повесть и через 10 лет, уже для 6-го по счёту издания.

Появление «Слепого музыканта» стало, как вспоминают современники Короленко, «настоящим триумфом для автора». Повесть вызвала огромный интерес не только благодаря совершенно необычной теме и талантливому умению подметить и донести до читателя нюансы психологии слепого, а, главным образом, потому, что она была посвящена проблеме человеческого счастья.

Хотя сам Владимир Галактионович в 17-м году (через тридцать лет его повесть продолжала волновать общественность!) писал литературному критику Горнфельду: «Моя главная художественная задача была не специально психология слепого, а психология общественной тоски по недостижимому и тоски по полноте существования».

О чём эта повесть? Об истории украинского народа, об его прошлом.

В центре – слепорождённый мальчик, для которого мир лишён красок и света, жизни и счастья.

Писатель удивительно проникновенно воспроизводит замкнутый мирок ощущений и звуков, намёков и догадок, в котором живёт его герой. Короленко ощущает и передает едва уловимые переживания, впечатления, чувства слепого, гармонию его души. Как и герои романтических произведений, слепой у Короленко человек необыкновенный, исключительный, выделяющийся из окружающей среды. Из ребёнка он превращается в мальчика, потом в юношу, меняются времена и события, а Пётр целиком погружён во мрак и горе.

Писатель переносит духовную драму слепого в конкретную историческую обстановку. Повесть приобретает вполне реальный, социальный смысл, когда конюх Иоахим поёт слепому Петрусю песню «Ой на, ой на гори…»:

Согласитесь, даже в этих нескольких строках можно увидеть огромную любовь и преклонение писателя перед эпохой Казачины, с её искренними принципами чести, справедливости, отваги – это именно те качества, которых так часто не хватало украинскому обществу в «сером» XIX веке!

В этом же произведении Короленко рассказывает о посещении Петрусем вместе с дядей Максимом городка N, где была католическая чудотворная икона.

Можно с уверенностью допустить, что прототипом города N стал соседний с Житомиром Бердичев, откуда ещё в XVII веке берёт начало традиция ежегодного паломничества к чудотворной иконе Божьей Матери в католическом монастыре босых кармелитов. В 1756 году икона была коронована по решению Папы Римского, и с тех пор она считалась покровительницей всей Украины. Слава об иконе сделала Бердичев одним из крупнейших в мире центров культа девы Марии.

Так же дядя Максим раскрывает перед юношей всю глубину людских страданий, знакомит с людьми разных общественных положений – от слепых нищих бандуристов до богатых паничей, внушая ему, что личные несчастья ничтожны по сравнению со страданиями народа. «Я хотел, чтобы ты почувствовал чужое горе и перестал носиться со своим», – с гневом говорит он юноше.

Повесть кончается описанием концерта, на котором музыкант потрясает сердца людей своим мужественным и сильным искусством. В музыке Петра властно звучала сама жизнь, во всей её полноте и многообразии. «В ней слышалось живое дыхание родной природы, чувствовалась связь с народными мелодиями. Богатая красками, гибкая и певучая, она бежала звонкою струею, то поднимаясь торжественным гимном, то разливаясь задушевным, грустным напевом».

Преодолев личное страдание, Пётр стремится выразить в музыке всю глубину общенародного горя. «Он побеждал души этой толпы глубиной и ужасом жизненной правды…» И, только слившись с надеждами и чаяниями своего народа, слепой сам достигает, наконец, счастья – счастья служения людям.

Инстинктивному, интуитивному стремлению слепого к свету и посвящены вот такие потрясающие страницы, которые вызвали профессиональные споры специалистов-психологов на тему о том, может ли слепой тосковать по тому, чего никогда не видел?

В 1885 году Короленко разрешено было поселиться в Нижнем Новгороде, и с тех пор всё чаще и чаще фигурирует в его рассказах верхневолжская жизнь. Романтического в этой жизни было крайне мало, зато было много беспомощности, горя и невежества – и это нашло своё отражение в новом цикле рассказов: «На солнечном затмении», «За иконой», «Река играет», в «Павловских очерках» и особенно в очерках, составивших целую книгу «В голодный год». «В голодный год» – это результат деятельности Владимира Галактионовича по устройству бесплатных столовых для голодающих в Нижегородской губернии.

В течение последних шестнадцати лет Короленко работал над мемуарами «История моего современника»; опубликованы они уже в советское время, в 1922 году.

Литературно-критические взгляды писателя нашли отражение в его статьях и воспоминаниях о писателях: о Чернышевском, Глебе Успенском, Чехове, Льве Толстом.

Не все идеи Октября Владимир Галактионович смог принять. Живя в Полтаве в годы Гражданской войны и наблюдая, как она переходит из рук в руки, писатель выступал против грабежей и погромов, ходатайствовал за арестованных большевиков, но не находил оправдания и ответному революционному террору.

В последние годы у него прогрессировала болезнь сердца, но он трудится: основывал колонии для сирот и беспризорных, продолжал участвовать в помощи голодающим.

Смерть наступила от воспаления лёгких 25 февраля 1921 в Полтаве.

Крылатой фразой, лозунгом, зовущим в будущее, стали слова Короленко: «Человек создан для счастья, как птица для полёта…», в это он страстно верил, к этому он стремился, за это боролся, во имя этого работал…

“Сон Макара”. Макар — главный герой, крестьянин.
Сам автор отнес свое произведение к «святочным рассказам».
Написанный в якутской ссылке (зима 1883-го), рассказ навеян
реальными бытовыми впечатлениями молодого писателя (он жил у
крестьянина Захара Цыкунова, который и стал прототипом Макара). Но,
называя в первоначальных набросках героя Захаром, Короленко,
очевидно, недаром сменил его имя на Maкара — на него, по русской
поговорке, «все шишки валятся»; с Н другой стороны, короленковский
Макар живет именно там, : куда другой фольклорный Макар «телят не
гонял». у М. — потомок русских крестьян, житель «глухой слободки ?
Чалган», затерянной «в далекой якутской тайге». Отделяя себя от
«поганых якутов», он по-русски говорит «мало и довольно плохо»;
«работал он страшно, жил бедно, терпел голод и [ холод», много пил. В
канун Рождества, выпив и отправившись осматривать свои ловушки в
тайге — в надежде поймать лисицу, М. заблудился и стал замерзать. Во
сне он видит попика Ивана, умершего четыре года назад, всю свою
незадавшуюся жизнь, а потом оказывается на суде у «старого Тойона»,
в котором персонифицирован Бог. Тойон начинает взвешивать грехи
М., и их оказывается так много, что Тойон велит отдать М. в наказание
церковному трапезнику в мерины. Но тут в избу входит «сын старого
Тойона» и просит отца разрешить М. «что-нибудь» сказать. ИМ., вдруг
ощутив в себе «дар слова», рассказывает в подробностях о своей жизни:
как «его гоняли всю жизнь! Гоняли старосты и старшины, заседатели и
исправники, требуя подачи; гоняли попы, требуя ругу; гоняли нужда и
голод; гоняли морозы и жары, дожди и засухи; гоняла промерзшая
земля и злая тайга. Горький рассказ его сменяется яростью: «Как он
мог до сих пор выносить это ужасное бремя». Он надеялся на «лучшую
долю», но «теперь он стоял у конца, и надежда угасла. ».
От рассказа М. заплакал старый Тойон, «старый попик Иван»,
«молодые божьи работники», а чаша весов, где находились грехи М.,
«подымалась все выше и выше!».
Этот рассказ Короленко был чрезвычайно популярен у совре-
менников, а его аллегорическая подоплека позволяла давать различные
интерпретации — как революционного характера, так и сугубо
христианские. Рассказ допускает и менее драматическое толкование:
обстоятельства позволяют предположить, что М. не замерз в тайге, а
видит сон, отлеживаясь после попойки (ср. первую фразу рассказа и
начало гл. IV).
Хотя образ М. и стал хрестоматийным, его трудно отнести к
достижениям русской психологической прозы. Он решен в традициях
популярных «святочных рассказов», где на первое место ставилась
сюжетная экстравагантность, а не художественная убедительность
образов. Положительный отклик читателей обеспечило соединение
беллетристических стереотипов с социально-политической
конъюнктурой первой половины 1880-х гг., когда сам факт
развертывающегося антигосударственного террора вытеснялся в
массовом сознании общими разговорами о тяжелом положении народа.

“Дети подземелья”. Исполненный трагизма и философской оценки правильности поступков рассказ Владимира Короленко «Дети подземелья» по праву можно считать образцом настоящей дружбы и милосердия.

Основной тематикой произведения является нищета, как материальная, так и духовная. Будучи писателем-гуманистом, Короленко большое внимание уделяет этой социальной проблеме в произведении, заставляя задуматься над собственными приоритетами в данном вопросе.

Сюжет разворачивается в польском городке XIX века. Мальчик Василий, сын судьи живет спокойной и уютной жизнью, единственной трагедией в которой является холодность отца, который будучи справедливым и честным судьей, совершенно несправедливо отгораживается от сына после смерти его матери, сконцентрировав свое внимание только на дочери Софии, ибо она схожа с ней. Василий живет жизнью одиночки в собственном психологическом коконе, который разрушается только в тот момент, когда он встречает бродяжек Валека с Марусей, вынужденных просить милостыню и воровать, чтобы как-то прожить день. Их жизнь – игра на выживание. Ее условия – подземелье, холод и голод.

Мальчик сначала воспринимает общение с «дурным обществом » как некую игру. Затем постепенно трансформируется его понимание жизненных процессов и закономерностей, и в кульминации болезни и смерти Маруси, раскрывается его обновленное понимание что правильно, а что нет. Понимая, что воровство – это путь в никуда, он, тем не менее, в глазах отца «ворует» куклу для Маруси (подарок матери, взятый с согласия сестры). Когда отец выясняет, куда именно пропала кукла, которую возвращает Тибальций после смерти Маруси, он осознает всю глубину поступка своего сына, который подарил маленькой больной и обделенной девочке хоть какую-то радость жизни. Отец извиняется перед сыном и наконец этим самым рушит пропасть между ними. Проблематика последствий психологической трагедии, одиночества здесь предстает в системе «клин клином»: пропасть порожденная одной трагедией нивелируется другой трагедией.

Основным посылом автора в данном произведении является то, что нищета представляет собой целый социальный пласт проблем, так или иначе затрагивающих и духовную сторону каждого человека. Автор предлагает начать менять мир к лучшему с себя, проявляя милосердие и сострадание, и не становиться глухим к проблемам других, что по сути является духовной нищетой.

Тема «не своей» жизни в рассказе В. Г. Короленко «Сон Макара»

Автор: Пользователь скрыл имя, 13 Января 2011 в 15:05, реферат

Описание работы

В нашей жизни мы встречаем множество людей, которые поступают «как все», «как принято». Есть другие люди – их очень мало, и встречи с ними драгоценны, встречи с людьми, которые поступают, как велит им голос совести, никогда не отступая от своих нравственных принципов. На примере жизни таких людей мы учимся, как надо жить. Таким удивительным человеком, «нравственным гением» русской литературы был Владимир Галактионович Короленко.

Работа содержит 1 файл

тема не своей жизни в расссказе Короленко Сон Макара.doc

Когда в сердце одного человека, забитого и несчастного от рождения и до самой смерти, истощается терпение, когда ярость, как буря в пустой степи ночью, начинает бушевать в нем, когда он забывает свой страх перед начальством и перед богом, забывает все, кроме своего гнева, — это значит, что скоро то время, когда легионы Макаров скажут свое слово. Но пока только одинокие Макары терпеливо несут свою ношу, долг писателя заявить о том, что они должны сделать в будущем, когда придет их время.

Короленко словно въяве видит это время и своего Макара. Не среди угрюмых ленских скал, не в гиблой тундре скажет он слово протеста. Где же? А вот здесь:

«. На равнине как будто стало светать. Прежде всего из-за горизонта выбежали несколько светлых лучей. Они быстро пробежали по небу и потушили яркие звезды. И звезды погасли, а луна закатилась. И снежная равнина потемнела.

Тогда над нею поднялись туманы и стали кругом равнины, как почетная стража.

И в одном месте, на востоке, туманы стали светлее, точно воины, одетые в золото.

И потом туманы заколыхались, золотые воины наклонились долу.

И из-за них вышло солнце и стало на их золотистых хребтах и оглянуло равнину.

И равнина вся засияла невиданным, ослепительным светом.

И туманы торжественно поднялись огромным хороводом, разорвались на западе и, колеблясь, понеслись кверху.

И Макару казалось, что он слышит чудную песню. Это была как будто та самая, давно знакомая песня, которою земля каждый раз приветствует солнце. »

Один из зимних субботних вечеров был посвящен только что написанному рассказу «Сон Макара».

Аптекман словно собрал воедино все впечатления: «Ваш рассказ, Владимир Галактионович, настоящий гимн человеческой природе, оправдание высокого звания человека» 2 .

Макар — пьяница и плут; на суде, который приснился Макару, его обманы перевесили чашу его трудов.

Суд этот Короленко считает неправедным. Он заставил Макара защищать себя, «резать правду». Макар рассказал, как его «гоняли всю жизнь». «Гоняли старосты и старшины, заседатели и исправники, требуя подати; гоняли попы, требуя ругу; гоняли нужда и голод; гоняли морозы и жары, дожди и засухи; гоняли промерзшая земля и злая тайга. Когда он испытал от кого-нибудь ласку, привет или радость. »

Любимая мысль Короленко о том, что «человек имеет права и должен их отстаивать для себя и для других», нашла в «Сне Макара» прекрасное художественное воплощение.

Рассказ имел огромный успех, и успех был не только литературным. Вот что говорил Горькому нижегородский купец Зарубин: «. Прочитал. «Сон Макаров», я даже заплакал, до того хорошо! Ведь как человек человека пожалеть может! С этого часа и повернуло меня».

Может быть, конкретный объякутившийся крестьянин Захар Цикунов, знавший не более трех десятков слов и послуживший прототипом героя рассказа «Сон Макара», обладает какой-то глубинной мудростью, но только молчит, так как он «без языка»? Крестьян-мудрецов Короленко не изображал. «Сон Макара» — произведение о справедливости и милосердии в христианском истолковании этих слов. С точки зрения справедливости, олицетворяемой Великим Тойоном, Макар темен и дик, а жизнь его — неправедна. С точки зрения милосердия, которую представляет Сын Великого Тойона, он — человек, его можно понять и простить.

Наивные, неосознанные, рефлективные порывы и поступки простых людей в рассказах Короленко находят свое воплощение в стремлении к «вольной волюшке», в непосредственных, нелогичных по ступках, они не дают его героям окончательно смириться, покориться неправедному закону, заставляют совершать парадоксальные поступки, борясь за справедливость, даже не веруя в возможность ее достижения. Это, по существу, антропологический, естественнонаучный взгляд на человека, близкий к позитивизму.

В наше время почти не встретишь таких людей как Короленко. И действительно, вся жизнь Владимира Галактионовича складывалась из противоборств против лжи, насилия, несправедливости. Рассказы Короленко полны нравственными идеями и сочетают в себе отражение истинных взглядов писателя.

Нынешнее поколение обязательно должно познавать творчество и судьбу таких великих людей как Владимир Галактионович. Лично для меня, Короленко стал символом справедливости, образцом правды и честности. Необыкновенная стойкость Владимира Галактионовича восхищает. Несмотря ни на какие тяготы, которыми испытывала его судьба, он всю жизнь оставался верен своим идеям, своему народу. Короленко был великим гуманистом, и не было пределов его гуманности. Необыкновенный по широте души и по-настоящему талантливый писатель, способный противостоять лжи и предательствам, таким был Владимир Галактионович. На протяжении всей жизни его несмолкающая натура требовала справедливости. В верности правде и голосу своей совести заключалась уникальность личности Короленко.

1. Балабанович Е.В. Г. Короленко /Под ред. В. Бонч-Бруевича. – М.: государственный литературный музей, 1947.
2. Котов А. К. В. Г. Короленко. Очерк жизни и литературной деятельности. М.: Художественная литература, 1967.
3. Миронов Г. Короленко. М.: Молодая гвардия, 1962.
4. Негретов П. И. В. Г. Короленко. Летопись жизни и творчества. /Под ред. А. В. Храбровицкого. М.: Книга, 1990.

Анализ рассказа Сон Макара Короленко

Автор: Алла Новикова-Строганова

Встреча героя рассказа Короленко – полудикого жителя якутской тайги – с Богом, «большим Тойоном» (по представлениям Макара) происходит, когда Макар замерзает в тайге в самый канун Рождества.

Этот художественный ход – смерть обездоленного человека под Рождество – известен в святочной литературе («Девочка со спичками» Андерсена, «Ёлка сироты» Рюккерта, «Мальчик у Христа на ёлке» Достоевского и др.). Но в отличие от героев названных произведений Макар у Короленко не сразу попадает в объятия Божественного милосердия. Сначала ему предстоит строгий суд Всевышнего, и приговор беспощаден: «Вижу, что ты обманщик, ленивец и пьяница Отдать этого ленивца трапезнику в мерины, и пусть он возит на нём исправника, пока не заездит…» [iii].

Здесь «Большой Тойон» напоминает скорее представления полудиких жителей «края света», «куда Макар телят не гонял», о «сильном божестве», гнева которого надо опасаться. Деревянная чаша весов с грехами Макара перетянула золотую чашу добродетелей. Присутствующие здесь Ангелы – «молодые Божьи работники» в белоснежных одеждах, у каждого из которых «на спине болтались большие белые крылья», и Макаров знакомый добрый попик Иван, умерший несколько лет назад, не в силах помочь.

Но за грешника вступается Милосердный Сын сурового Бога. Согласно рождественской концепции «Христос рождается прежде падший восставити образ». Господь Бог не хочет вечных мук и смерти грешника, является в мир для искупления и очищения падшего человека. Сын Божий просветляет тёмное сознание забитого Макара, наделяет его рождественским даром. Здесь это дар слова – с тем, чтобы безропотный, бессловесный человек, загнанный угнетателями всех мастей, возродился, самовосстановился и смог бы оправдаться перед Богом, дать «ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12: 36–37).

Короленко неслучайно выбирает здесь форму несобственно прямой речи, проникнутой авторским пафосом, поскольку также полон сочувствия к бедняку-страдальцу: «Да, его гоняли всю жизнь! Гоняли старосты и старшины, заседатели и исправники, требуя подати; гоняли попы, требуя ругу; гоняли нужда и голод; гоняли морозы и жары, дожди и засуха; гоняла промёрзшая земля, злая тайга!» (26).

Бесхитростным рассказом о своей мученической жизни Макар приводит «Большого Тойона» в замешательство. Это совершенно новый, непривычный ход в святочной беллетристике, когда не сразу срабатывает важнейшая мотивировка чуда рождественского спасения. Не только лесковский архиерей в рассказе «На краю света», но и Всевидящий «Большой Тойон» в рассказе Короленко не сразу разглядел за грубой и неприглядной оболочкой чистую душу. «Большой Тойон» задумался: «– Что же это, – сказал Он, – ведь есть же у Меня на земле настоящие праведники… Глаза их ясны, и лица светлы, и одежда без пятен… Сердца их мягки, как добрая почва А ты посмотри на себя…» (27).

В самом деле, внешность Макара мало чем отличается от портрета дикаря, каким увидел его вначале владыка в «На краю света»: «рожа обмылком – ничего не выражает; в гляделках, которые стыд глазами назвать, – ни в одном ни искры душевного света; самые звуки слов, выходящих из его гортани, какие-то мёртвые: в горе ли, в радости всё одно произношение, вялое и бесстрастное Где ему с этими средствами искать отвлечённых истин, и что ему в них?» (V, 489). Также и в наружном облике Макара нет никакого благообразия: «глаза его мутны и лицо темно, волосы и борода всклокочены, и одежда изорвана» (27).

«Не судите по наружности, но судите судом праведным» (Ин. 7, 24), – эти евангельские слова, избранные Лесковым в качестве эпиграфа к повести «Владычный суд», как нельзя лучше подошли бы и к рассказу Короленко.

Грешник, считающий себя отделённым от Бога, интуитивно страшится перехода в план смертного греха и небытия. Но человек, который и был сотворён для цельного и гармоничного бытия, обретает искомую полноту и самодостаточность, устремляясь к единению с Богом, желая превзойти свою ограниченность.

Небесная «большая дверь, которую раньше скрывали туманы» (21), для Макара открыта. Здесь снова перекличка с Лесковым, также не раз размышлявшим о том, кто достоин Царствия Небесного. В «рождественском рассказе» «На краю света» впервые появляется образ-символ «билета», развитый затем в «Братьях Карамазовых» (1881) Достоевским. «Ну а теперь мы видим, – пишет Лесков, – что рядом с нами туда же бредёт человечек без билета. Мы думаем: “Вот дурачок! Напрасно он идёт: не пустят его! Придёт, а его привратники вон выгонят”. А придём и увидим: привратники-то его погонят, что билета нет, а Хозяин увидит, да, может быть, и пустить велит, – скажет: “Ничего, что билета нет, – Я его и так знаю: пожалуй, входи”, – да и введёт, да ещё, гляди, лучше иного, который с билетом пришёл, станет чествовать» (V, 472).

В финале рассказа Короленко сглаживается наметившееся отступление от традиционных святочных мотивировок. На первый план выступают главные рождественские мотивы – чудо, спасение, дар.

Сон в Рождественскую ночь

Святочный рассказ В.Г.Короленко «Сон Макара»

Лесков рано разглядел дарование В.Короленко, называя его имя в числе талантливых молодых писателей,которые «тоже, в свою силу, возбуждают в читателях добрые чувства и честные мысли»: «Пока ещё есть читатели, нужны и писатели, без участия которых непременно ощутился бы недостаток в чтении. И притом в числе молодых беллетристов есть люди с хорошими дарованиями и тоже с здоровым реальным направлением. Говоря это, хочется назвать г. Гаршина, который пишет прекрасно и который далеко ещё не достиг предела полного развития своего таланта. За ним, может быть, следовало бы упомянуть Короленко и молодого писателя Чехова Мы так небогаты талантливыми людьми, что нам надо беречь наши “всходы”»[1].

Мотивы «рождественского рассказа» Н.С. Лескова «На краю света» (1875) различимы в «святочном рассказе» В.Г. Короленко «Сон Макара» (1883).

В некоторых вопросах религиозной веры и познания о Боге маститый писатель в чём-то совпадал с Короленко. «Думаю и верю, что “весь я не умру”, но какая-то духовная постать уйдёт из тела и будет продолжать “вечную жизнь”, но в каком роде это будет, – об этом понятия себе составить нельзя здесь, и дальше это Бог весть когда уяснится.- писал Лесков А.К. Чертковой в 1894 году, за год до смерти.-Мне очень понравилась фантазия Короленки“Тени”, присоединённая в конце к книжечке о Сократе. Я тоже так думаю, что определительного познания о Боге мы получить не можем при здешних условиях жизни, да и вдалеке ещё это не скоро откроется, и на это нечего досадовать, так как в этом, конечно, есть воля Бога» (XI, 577).

«Вещи и явления, которых мы не можем постигать нашим рассудком, вовсе не невозможны от этого. – размышлял Лесков. – Я признаю священные тайны Завета и не подвергаю их бесплодной критике. К чему, когда инструмент наш плох и не берёт этого?» Идея о непознаваемости Бога человеческим разумомсочетается у писателя-христианина с богопознанием путём интуитивного открытия человеком Божественной премудрости: «Куда ни глянь – всё чудо: вода ходит в облаке, воздух землю держит, как пёрышко; – радуется «дивотворному» благоустроению мира «маленький монашек» отец Кириак в повести «На краю света», – вот мы с тобою прах и пепел, а движемся и мыслим, и то мне чудесно; а умрём, и прах рассыпется, а дух пойдёт к Тому, Кто его в нас заключил. И то мне чудно: как он наг безо всего пойдёт? Кто ему крыла даст, яко голубице, да полетит и почиет?» (V, 464).

«Хоть нам не дано ясно “ответчиво” знать о том высшем горизонте бытия, в который имеет претвориться человек, – размышляет современный философ, – но мы знаем твёрдо, что самое стремление человека к этому высшему горизонту есть не что иное, как стремление к преодолению смерти, к избавлению от обречённости Ничто.В этом – последний и самый глубинный смысл духовной работы человека: смысл эсхатологический» [2].

Встреча героя рассказа Короленко – полудикого жителя якутской тайги – с Богом, «большим Тойоном»(по представлениям Макара)происходит, когда Макар замерзает в тайге в самый канун Рождества.

Этот художественный ход – смерть обездоленного человека под Рождество – известен в святочной литературе («Девочка со спичками» Андерсена, «Ёлка сироты»Рюккерта, «Мальчик у Христа на ёлке» Достоевского и др.). Но в отличие от героев названных произведений Макар у Короленко не сразу попадает в объятия Божественного милосердия. Сначала ему предстоит строгий суд Всевышнего, и приговор беспощаден: «Вижу, что ты обманщик, ленивец и пьяница Отдать этого ленивца трапезнику в мерины, и пусть он возит на нём исправника, пока не заездит. » [3].

Здесь «Большой Тойон» напоминает скорее представления полудиких жителей «края света», «куда Макар телят не гонял», о «сильном божестве», гнева которого надо опасаться. Деревянная чаша весов с грехами Макара перетянула золотую чашу добродетелей. Присутствующие здесь Ангелы – «молодые Божьи работники» в белоснежных одеждах, у каждого из которых«на спине болтались большие белые крылья», и Макаров знакомый добрый попик Иван, умерший несколько лет назад, не в силах помочь.

Но за грешника вступается Милосердный Сын сурового Бога. Согласно рождественской концепции«Христос рождается прежде падший восставити образ». Господь Бог не хочет вечных мук и смерти грешника, является в мир для искупления и очищения падшего человека.Сын Божий просветляет тёмное сознание забитого Макара, наделяет егорождественским даром.Здесь это дарслова – с тем, чтобы безропотный, бессловесный человек, загнанный угнетателями всех мастей,возродился, самовосстановился и смог бы оправдаться перед Богом, дать «ответ в день суда:ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12: 36-37).

Короленко неслучайно выбирает здесь форму несобственно прямой речи, проникнутой авторским пафосом, поскольку также полон сочувствия к бедняку-страдальцу: «Да, его гоняли всю жизнь! Гоняли старосты и старшины, заседатели и исправники, требуя подати; гоняли попы, требуя ругу; гоняли нужда и голод; гоняли морозы и жары, дожди и засуха; гоняла промёрзшая земля, злая тайга!» (26).

Бесхитростным рассказом о своей мученической жизни Макар приводит «Большого Тойона» в замешательство. Это совершенно новый, непривычный ход в святочной беллетристике, когда не сразу срабатывает важнейшая мотивировка чуда рождественского спасения.Не только лесковский архиерей в рассказе «На краю света», но и Всевидящий «Большой Тойон» в рассказе Короленко не сразу разглядел за грубой и неприглядной оболочкой чистую душу. «Большой Тойон» задумался: «- Что же это, – сказал Он, – ведь есть же у Меня на земле настоящие праведники. Глаза их ясны, и лица светлы, и одежда без пятен. Сердца их мягки, как добрая почва А ты посмотри на себя. » (27).

В самом деле, внешность Макара мало чем отличается от портрета дикаря, каким увидел его вначале владыка в «На краю света»: «рожа обмылком – ничего не выражает; в гляделках, которые стыд глазами назвать, – ни в одном ни искры душевного света; самые звуки слов, выходящих из его гортани, какие-то мёртвые: в горе ли, в радости всё одно произношение, вялое и бесстрастное Где ему с этими средствами искать отвлечённых истин, и что ему в них?» (V, 489). Также и в наружном облике Макара нет никакого благообразия: «глаза его мутны и лицо темно, волосы и борода всклокочены, и одежда изорвана» (27).

«Не судите по наружности, но судите судом праведным» (Ин. 7, 24), – эти евангельские слова, избранные Лесковым в качестве эпиграфа к повести «Владычный суд», как нельзя лучше подошли бы и к рассказу Короленко.

Грешник, считающий себя отделённым от Бога, интуитивно страшится перехода в план смертного греха и небытия. Но человек, который и был сотворён для цельного и гармоничного бытия, обретает искомую полноту и самодостаточность, устремляясь к единению с Богом, желая превзойти свою ограниченность.

Небесная «большая дверь, которую раньше скрывали туманы» (21), для Макара открыта.Здесь снова перекличка с Лесковым, также не раз размышлявшим о том, кто достоин Царствия Небесного. В «рождественском рассказе» «На краю света» впервые появляется образ-символ «билета», развитый затем в «Братьях Карамазовых» (1881) Достоевским. «Ну а теперь мы видим, – пишет Лесков, – что рядом с нами туда же бредёт человечек без билета. Мы думаем: “Вот дурачок! Напрасно он идёт: не пустят его! Придёт, а его привратники вон выгонят”. А придём и увидим: привратники-то его погонят, что билета нет, а Хозяин увидит, да, может быть, и пустить велит, – скажет: “Ничего, что билета нет, – Я его и так знаю: пожалуй, входи”, – да и введёт, да ещё, гляди, лучше иного, который с билетом пришёл, станет чествовать» (V, 472).

В финале рассказа Короленко сглаживается наметившееся отступление от традиционных святочных мотивировок.На первый план выступают главные рождественские мотивы – чудо, спасение, дар.

Макар, всю жизнь страшившийся больших и малых начальников, не имеющих понятия о сострадании и жалости к простому человеку, почувствовал у небесных врат милосердное заступничество Божие, на которое и не смел надеяться. Так, в святочном рассказе явлена евангельская «сверх надежды надежда», «ибо мы спасены в надежде»(Рим. 8: 24).Преображение Макара, полнота его единения с Богом наступают, когда смягчилось сердце героя, хлынули очистительные слёзы.

В преданиях Восточной Церкви, христианской «антропологии цельности» сердце является проводником человека к Богу, средоточием благодати даров Святого Духа. Ещё в первые века христианства святой Макарий Египетский учил о необходимости «собрать в любви ко Господу рассеянное по всей земле сердце». Исаак Сирин учил: «сердце обнимает в себе и держит в своей власти внутренние чувства. Оно есть корень, а если корень свят, то и ветви святы, то есть если сердце доводится до чистоты, то ясно, что очищаются и все чувства»[4].

Это подлинно рождественский финал с торжеством высшей справедливости, с размягчением сердец и даром благодатных слёз умиления: «И Макар дрогнул, на сердце его пало сознание, что его жалеют, и оно смягчилось И он заплакал. И Старый Тойон тоже плакал. И плакал попик Иван, и молодые Божьи работники лили слёзы, утирая их широкими белыми рукавами.

А весы всё колыхались, и деревянная чашка подымалась всё выше и выше!» (29).

«Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но ещё не открылось, чтó будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть. И всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя так, как Он чист» (1 Ин. 3: 2-3).Христианское упование Иоанна Богослова может служить глубинной метафизической основой святочного рассказа Короленко «Сон Макара».

Алла Новикова-Строганова, доктор филологических наук

[1] Лесков Н.С. Собр. соч.: В 11 т. – М.: ГИХЛ, 1956-1958. – Т. XI. – С. 138-139. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием тома и страниц.

[2]ХоружийС.С. После перерыва. Пути русской философии. – СПб.: Алетейя, 1994. – С. 293.

[3]Короленко В.Г. Повести и рассказы. – М.: Худож. лит., 1986. – С. 25. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием страниц.

[4] Исаак Сирин. Слова подвижнические. – М., 1993. – С. 24.

Оценка статьи:

(пока оценок нет)

Загрузка...

Сохранить себе в: